– Много ты знаешь! – поддразнила ее Даша. – Или он тебе
распорядок дня докладывает?
– Ничего он мне не докладывает, – сердито ответила Катерина.
– Но работает он как ненормальный, это я точно знаю. От одного темпа его
перемещений можно заболеть. Он за неделю бывает на Урале, в Калининграде и в
Штатах.
Даша засмеялась:
– Ты его защищаешь, как на митинге. Успокойся, Кэт, я ни в
чем не хочу его обвинять!
– Вот то-то же, – пробормотала Катерина, не понимая, из-за
чего она так взбеленилась. Почему-то ей стало неловко. – Пап, скоро у вас?
Может, уже тарелки подавать?
По семейной традиции в любое время года шашлык ели на улице,
сидя за огромным, как аэродром, дубовым столом под яблонями, и все, что шло как
дополнение к шашлыку, – горячую картошку, зелень и вино – подавали именно туда.
– Нэ торопись, жэнщина, – с акцентом настоящего шашлычника
отозвался от мангала отец, и Митя засмеялся. – А вам известно, как готовить
настоящий шашлык, Митя?
– Сейчас он ему расскажет, – сказала Даша, улыбаясь.
Они знали эту притчу наизусть. Отец излагал ее каждый раз,
когда жарил шашлык, но все делали вид, что слышат ее впервые – такая была
традиция. Только бабушка безапелляционно заявила, когда Дмитрий Степанович
дошел до самого патетического места – “дай женщине, и она все испортит”:
– Если мне не изменяет память, Дима, вы рассказываете одно и
то же уже тридцать лет.
Но отца трудно было сбить с толку.
– Зато от души! – заявил он громогласно. – Мясо на углях,
будет готово через десять минут!
Это означало, что нужно быстро собрать все на стол, потому
что отец терпеть не мог, когда его драгоценный шашлык остывал, а семья вместо
того, чтобы оценить его усилия, металась по кухне.
– Пошли соберем все? – предложила Даша, поднимаясь.
– Пошли, – согласилась Катерина.
С огромным блюдом, полным зелени, в руках, она осторожно
спускалась с крыльца, когда вдруг громоподобным, как из бочки, лаем зашелся
Кузьма и с террасы ему ответил визгливый от негодования вопль запертого там
Вольфганга.
– Приехал кто-то, Дмитрий Степанович! – крикнул Митя,
переворачивая и меняя местами шампуры. – Я не вижу кто и отойти не могу!
Санька побежала по дорожке к калитке, за ней Марья
Дмитриевна, придерживая ее за капюшон, чтобы не свалилась в воду. Откуда-то
издалека отец пробасил:
– Добрый день, вы к нам?
Катерина, водрузив наконец на стол блюдо, пригнулась, чтобы
разглядеть что-нибудь между деревьями, и увидела у калитки целую группу совсем
незнакомых людей, довольно многочисленную.
– Кто это, Кэт? – спросила с крыльца Даша.
– Понятия не имею, – ответила Катерина, приближаясь к ней и
вглядываясь.
Какой-то огромный мужик в распахнутой куртке шел по дорожке
прямо к дому, и, не веря себе, Катерина вдруг узнала в нем Тимофея Кольцова.
– Кто это? – в изумлении повторила Даша, когда Тимофей
остановился, не дойдя до сестер нескольких шагов, и сказал низким, тяжелым и
странным голосом:
– Меня зовут Тимофей Кольцов. С Катериной Дмитриевной мы
знакомы.
– Проходите, пожалуйста, – растерянно говорила у ворот мать,
– Саша, не лезь в лужу! И машины можно загнать на участок…
– Спасибо, – так же растерянно отвечал невидимый за
деревьями охранник Леша. – Как Тимофей Ильич распорядится…
– А что тут распоряжаться, – послышался голос отца, –
заезжайте, да и все. Сейчас я ворота открою. Маша, возьми Саньку, она уже на
дороге…
– Кто там? – подходя, спросила бабушка. – Это к кому?
– Это ко мне, бабушка, – задушенным голосом сказала
Катерина. – Что-то случилось, Тимофей Ильич?
Кольцов подошел поближе, глядя в растерянные лица двух
девушек, стоящих рядом на высоком крылечке старого дома. Он чувствовал себя
полным идиотом. Куда его понесло?!
– Наверное, это была плохая идея, Катерина Дмитриевна, –
произнес он медленно. – Да, плохая. Я, пожалуй, поеду.
Девушки на крылечке переглянулись, словно общаясь на
каком-то совсем недоступном ему языке, и он почувствовал себя еще хуже.
Кивнув, он стал отступать назад, когда Катерина вдруг
сбежала со ступенек ему навстречу:
– Это замечательная идея, Тимофей Ильич. Мы как раз шашлык
жарим. Я вас сейчас со всеми познакомлю.
Он моментально расслабился, что было видно невооруженным
глазом.
– Я только предупрежу ребят, – сказал он и зашагал к машине.
– Что это значит? – негромко спросила так и оставшаяся
стоять на крыльце Даша. Ее муж, забыв о шашлыках, неотрывно, как маленький,
смотрел на Кольцова.
– Я думаю, что это значит все, что ты подумала, и даже
немножко больше, – дрожащим голосом отозвалась Катерина. Повернувшись, она
пристально взглянула сестре в глаза. – Пойду спасать его от семьи. О господи,
там же бабушка…
* * *
Тимофей возвращался в Москву поздним вечером, все еще
недоумевая, зачем он поехал на дачу к Катерине Солнцевой.
Конечно, он нашел формальный повод.
Ему понадобилось сообщить ей, что он улетает в Калининград
не в понедельник, как предполагалось, а в воскресенье. Ее телефона у него не
было, помощника искать он не желал – с каких это пор? – Абдрашидзе уехал на
телевидение, и мобильный у него не отвечал. Так что все объективные причины
были налицо.
Но Тимофей никогда не лгал самому себе. Он поехал потому,
что его тянуло увидеться с ней. Не в офисе, не на встрече с избирателями, не
мельком в коридоре “Останкино”, куда он приезжал записываться, а она его там
встречала.
Он не мог себе объяснить, почему ему этого хочется. Да
особенно и не пытался.
Он встретится с ней, может, поговорит – о чем?! – отвезет в
ресторан или сразу в свою пустую квартиру.
После ухода Дианы распустившийся дьявол стал наведываться к
нему каждую ночь, как когда-то давно. Тимофей презирал себя за слабость,
понимая, что его кошмары никак не связаны с отсутствием жены – когда они жили
вместе, он виделся с ней очень редко, не каждый день.
Но пережитое в ночь ее ухода не давало ему покоя. Его
собственное сознание играло с ним злые шутки.
Он не желал думать о том, что тогда сказал ему дьявол, и
все-таки думал. Склонный к самому жесткому препарированию самого себя, Тимофей
понимал, что как никогда близко подошел к грани, отделявшей его от безумия.
