А может, она просто льстит себе, и он давно позабыл о ее
существовании. И все, что было, она просто придумала, как придумала его всего –
вместе с его сложностями, тайнами и неожиданной страстностью натуры…
Она похудела и перестала острить на совещаниях.
Она раздражалась и кричала на родителей и подчиненных, а
потом неловко извинялась.
Она больше не дерзила Абдрашидзе и не объяснялась в любви
Приходченко.
Она работала как сумасшедшая, таща кампанию на хребте, как
эскимосская собака – нарты с поклажей.
И во всем был виноват Тимофей Кольцов, промышленный магнат,
олигарх и будущий губернатор Калининградской области…
– Кать, так невозможно дальше работать, – сказал Олег
однажды вечером. Только что закончилась программа “Время” с репортажем о
кольцовском заводе.
Они пили кофе, собираясь разъезжаться по домам. Но очень не
хотелось подниматься, идти к лифту, садиться в машину и еще некоторое время
рулить в пробках. Поэтому они пили кофе и вяло переговаривались, как очень
усталые и хорошо знающие друг друга люди. В офисе было тихо и пустынно –
секретарши давно разошлись, сотрудники разъехались по домам и в “поле”, то есть
в командировки.
– Ты предлагаешь мне в отпуск уйти? – спросила она
язвительно.
– Я чувствую себя виноватым, – признался Олег. – Я втянул в
это дело тебя и Сашку. Я знал, что нужно Абдрашидзе, а вы нет. Теперь он свое
дело сделал, а ты загибаешься.
– Ну, сделай так, чтобы я не загибалась, – грубо предложила
Катерина, – или не лезь ко мне с сочувствием, я тебя умоляю…
– Что-то стряслось в ту ночь, когда вас обстреляли, – не
обращая внимания на ее тон, сказал Приходченко. – Ты стала невыносимой. И я
боюсь, что если ты и дальше будешь так работать, то вообще свихнешься.
Катерина молчала. Приходченко прикурил и сунул ей сигарету.
Она машинально взяла. У нее было усталое злое лицо.
– Ну? – спросил Приходченко.
– Что – ну?
– Что произошло?
– Олег, если тебе станет от этого легче, я тебе скажу – я с
ним переспала, – отчеканила Катерина и отвернулась, чтобы не видеть изумления
на лице Приходченко. Он даже ноги со стола снял.
– Ты что, Катька?! Обалдела?!
– Не приставай ко мне, Олег! – заорала она. – Что тебе от
меня нужно? Я что, плохо работаю? Утаиваю информацию? Отправляю сотрудников на
задание без твоей санкции? Продаю идеи Грине Островому?
– Кать, замолчи, – пробормотал потрясенный Приходченко. –
Замолчи сейчас же.
Она замолчала и скомкала в пепельнице сигарету.
– Ты что, совсем ничего не соображаешь? – начал Приходченко.
– Да это катастрофа просто, ты хоть понимаешь?! Ты что, не могла до ноября
потерпеть?! Да что тебе вздумалось, в конце концов?! А Чубайса ты еще не
соблазнила, или премьера?!
– Да за кого ты меня принимаешь? – задохнувшись, Катерина
вскочила с кресла. Она так ненавидела в этот момент Приходченко, что готова
была его убить и даже поискала глазами, чем бы в него бросить. – Что ты себе
позволяешь?!
Как ты смеешь?!
– Я смею потому, что я отвечаю за свою работу и за своих
людей! – Олег тоже поднялся. От злости у него побелели губы. – Ты же ничего не
знаешь… совсем ничего! Да он не простит нас… – Олег выругался и чуть ли не
застонал. – Ты хоть понимаешь, что это гораздо хуже стукачества, в котором ты
тут всех обвиняла?! А я-то еще тебе сочувствовал, думал, у тебя нервный срыв от
работы, да еще из-за этого инцидента…
– Инцидент был действительно неприятный, – ровный низкий
голос рассек накаленную атмосферу маленькой комнаты. Катерина и Приходченко,
стоявшие друг против друга, как две готовые к нападению ощетинившиеся собаки,
отшатнулись, словно от удара хлыстом, разом оглянулись, и Катерина даже
попятилась.
Тимофей Кольцов шагнул в кабинет и сказал:
– Добрый вечер.
– Добрый… вечер, – пробормотал Приходченко и потряс головой,
как будто желая отогнать видение. – Вы… к нам, Тимофей Ильич?
Тимофей посмотрел на него и коротко усмехнулся.
– Я хотел бы переговорить с Катериной Дмитриевной.
Катерина, отступая, уронила стул. Он загрохотал по батарее,
как артиллерийский снаряд. Приходченко ошалело взглянул на нее, потом на
упавший стул, а потом снова на Тимофея.
– А мы вот… поссорились, – зачем-то сообщил он.
– Я слышал, – вежливо ответил Тимофей Ильич. – Катерина
Дмитриевна, я вас жду.
Но Катерину было уже не остановить.
– Я никуда не могу ехать, Тимофей Ильич, – заявила она с
яростной любезностью. – У меня очень много работы. Кроме того, начальство
устраивает мне разгон, я не могу отлучаться.
– Я подожду, – сказал Тимофей и сел на стул, который жалобно
скрипнул под его весом. Он очень устал за последние две недели, и неожиданное
представление очень его развлекало.
Приходченко за его спиной делал Катерине знаки, но тщетно.
Она не собиралась его щадить. Он оскорбил ее ужасно. Он, ее лучший друг!
– Вы хотите мне что-то сказать, Олег Николаевич?
Приходченко едва успел отнять от виска палец, которым очень
выразительно крутил:
– Я хотел сказать, что вы вполне можете ехать, Катерина
Дмитриевна, – заявил несчастный начальник дрожащим от ярости голосом.
Непристойная сцена в присутствии Кольцова! Господи, спаси и помилуй!..
– Не ждите меня, – обратилась Катерина к Тимофею Ильичу, – я
освобожусь не скоро.
– Я тиран и привык, чтобы мои прихоти выполнялись, – пояснил
Тимофей Ильич после паузы. – Я жду еще пять минут, и мы уезжаем.
Катерина с размаху швырнула в портфель телефон и вышла, не
говоря ни слова. Кольцов поднялся со стула и вежливо попрощался:
– До свидания, Олег Николаевич.
Когда за ним закрылась дверь, Приходченко пробормотал
невнятно:
– До свидания, Тимофей Ильич…
– Я хочу, чтобы ты позвонила в свою Немчиновку и осталась.
Слышишь, Кать?
– Для этого совсем необязательно звонить в Немчиновку Я
часто ночую в Москве, когда у меня много работы. Я только боюсь, что ты сбежишь
куда-нибудь, а я буду чувствовать себя идиоткой.
Она поставила перед Тимофеем тарелку с омлетом и большущую
чашку кофе. Тимофей даже не знал, что в его хозяйстве есть такие чашки. Вообще
говоря, он многого не знал…
– Я же извинился! – заявил он с набитым ртом. Она
усмехнулась и села напротив.
