И вдруг что-то как будто взорвалось у него в голове. Желание
ударило в виски, как молот. Тяжело бухнуло сердце, стало жарко и трудно дышать.
И уже не нужно было уговаривать себя не вспоминать, повторяя, как заклинание –
никто, никогда, ничего не узнает. Она узнала. Он теперь не один, и дьявол,
скорчившийся в углу, вдруг показался маленьким и нестрашным.
А может, его и вовсе нет, этого дьявола? Тимофею было
наплевать на него.
Он держал в руках Катерину, живую и теплую, прижимавшуюся к
нему так сильно, что ему пришлось опереться на стол, чтобы не упасть.
– Катька, – пробормотал он сухим ртом. – Катька, я больше не
могу…
В безумии, с которым они набросились друг на друга, не было
ничего человеческого, лишь острая, как нож, звериная необходимость. Словно
стремясь отделаться от страшных воспоминаний, они катались по ковру, делая друг
другу больно, но эта сладкая, жгучая боль приносила облегчение. Очищала душу.
Позволяла все, все забыть. Она растворяла кислоту, переполнявшую их, и кислота,
шипя, превращалась в пар, едкий, но уже не опасный…
* * *
– Игорь Вахтангович, – говорила Катерина, стараясь быть
убедительной, – я не предлагаю вам устраивать за спиной Тимофея Ильича какие-то
несанкционированные мероприятия. Просто я уверена, что рано или поздно это
может понадобиться, и если мы не будем готовы – грош нам цена как специалистам…
От непрерывных телефонных разговоров у нее ломило висок и
горело ухо. Придерживая плечом трубку, она быстро писала на компьютере
очередную речь для Кольцова. Спичрайтер слег с ангиной – жарким июльским днем
вволю посидел под кондиционером…
Еще утром ей пришло в голову, что нужно бы сляпать несколько
материалов, которые пойдут в прессу и на телевидение в случае каких-то
форс-мажорных обстоятельств. Запас на такой случай всегда имелся, но Катерине
хотелось получить разрешение на совершенно необыкновенный подстраховочный
материал, который, по ее мнению, сработает, как внезапно разорвавшаяся бомба..
Пока Абдрашидзе тянул и мямлил, и Катерина поняла, что
разрешать ему ничего не хочется. А вдруг разрешишь совсем не то, что нужно
хозяину? Не избежать тогда неприятностей…
Она перекинула трубку к другому уху и, не отрываясь от
компьютера, позвонила Приходченко.
– Олежек, – сказала она вкрадчиво. – Я понимаю, что у тебя
медовый месяц, но ты мне срочно нужен, чтобы воздействовать на Абдрашидзе. Со
всей полнотой, так сказать, и ответственностью. Давай я тебе, коротенько, минут
на сорок, изложу суть. А?
– Катька, я не хочу никакой полноты и ответственности, –
возразил Приходченко. – Я еще до сих пор въехать не могу в то, что у меня все в
порядке. Ребенок в безопасности, мамаша на курорте, а Динка на моей даче.
– Вместе с тобой, что характерно, – уточнила Катерина.
– Вместе со мной, – согласился Приходченко. – Если бы мне
год назад кто сказал, что все так будет, я бы ни за что не поверил… А Динка
тоже говорит – с ним что-то не то, я думала, он тебя убьет. Это она так про
Тимофея сказала. Нет, ну ты представляешь, она от него ушла! Еще когда у меня
все непонятно было, и жена с тещей присутствовали в полном объеме, и квартиру
поджигали, и все такое. А она ушла… От Тимофея! Ко мне!
– Олег, – перебила его Катерина, понимая,
что начальник сейчас ни о чем другом говорить не может. Она
его не осуждала. Он жил в аду одиннадцать лет. Он имел полное право одиннадцать
дней пожить в раю. – Я, конечно, не гожусь в знатоки и инженеры человеческих
душ, но понимаю, что она тебя любит, и, кроме тебя, ей никто не нужен. Ни
Тимофей Кольцов, ни Борис Ельцин, как это ни странно. И мне ты тоже нужен.
Может, не так сильно, как твоей Дине, но все-таки очень. Так что послушай меня
хоть пять минут, а? А потом из своего Эдема позвони Абдрашидзе. Он нас с
Паниным уже слышать не может…
– Валяй, – согласился Олег. – Я весь внимание.
Изложив начальнику суть дела и получив обещание договориться
с Абдрашидзе, Катерина дописала речь и позвонила Мише Терентьеву в Калининград.
Размякший от жары и близкого моря, Миша на вопросы отвечал вяло, и Катерина
вдруг перепугалась – а делается там что-нибудь или калининградская пресс-служба
давно наплевала на предстоящие выборы и потихоньку греется на солнышке?!
– Миш! – закричала она, когда выяснилось, что к завтрашнему
приезду Тимофея никто не готов. А между тем давным-давно следовало подписать
договор со штабом флота о Дне рыбака и Дне Военно-морских сил. Министру МЧС
даже еще приглашение не отправили, не то что ответа не получили, и,
соответственно, непонятно было, участвуют в празднике спасатели или нет. Было
еще десятка два мелких дел, вроде публикаций и подготовки плакатов, которые с
места за последнюю неделю тоже не сдвинулись.
– Миша, – повторила Катерина уже спокойнее, понимая, что
если она сейчас устроит Терентьеву выволочку, то делу это никак не поможет, а
Миша будет дуться и жалеть себя еще две драгоценные недели.
Катерина не была начальником-самодуром. Самодурой, как
называли это в каком-то кино. К сотрудникам она подходила творчески и была
согласна со стариком Карнеги в том, что чем больше людей ругаешь, тем хуже они
работают.
– Я прошу вас, Миш, проконтролировать праздники. Времени уже
осталось мало, а мы договор о спонсорстве так и не заключили. Кроме того, нужно
четко понять, что нам должны за наше спонсорство – сколько будет репортажей,
статей, упоминаний, интервью.
– Я все знаю, – . проворчал смущенный Терентьев. Катерина
растолковывала ему совсем элементарные вещи, как дурачку или студенту. Уж лучше
б ругалась.
– Да, Миш, Слава прилетит послезавтра с молодежной
программой, которую утвердил Кот Тимофей. Помогите ему, ладно? Он у нас такой
энтузиаст, я боюсь, как бы он не переборщил…
Вот это уже лучше. Это значит, что она ему доверяет.
Последить за Паниным – легко. С большим удовольствием. Вместе с ним мы горы
свернем.
Катерина почувствовала, как на том конце провода Миша
Терентьев воспрял духом. Слушая его голос, который становился все увереннее и
увереннее с каждой минутой, Катерина переложила трубку и вытащила серьгу из
горячей уставшей мочки.
Бриллиант брызнул ей в глаза россыпью мелких ледяных искр.
Непонятно, откуда взялся вечером солнечный луч, отразившийся от камня. Может,
он притягивал к себе солнце?
Тимофей находился в Питере дня три. Он должен был приехать
вчера вечером, или сегодня утром, или хотя бы сегодня вечером. Вместо этого он
позвонил и попросил отменить его встречу с председателем Совета Федерации и
срочно улетел на Урал вместе с премьером, инспектировавшим регионы.
Позвонил он не ей, а Абдрашидзе, Катерина об изменении его
планов узнала случайно и моментально затосковала.
