В феодальном замке, где они все сидели перед телевизором,
затопили камины. Можно расслабиться и отдыхать. С тем чтобы завтра с утра
начать нервничать в полную силу.
– Ну что? – спросил Кольцов и взял Катерину за руку. – Чем
бы ни закончилась моя избирательная кампания, господа… – он сверху взглянул на
Катерину и добавил: – …и дамы, я рад, что встретился с вами, что меня окружают
такие неожиданно хорошие люди, что у меня, оказывается, есть команда.
Совершенно ошеломленные, все молчали, а Тимофей Кольцов
продолжал говорить:
– Я счастлив, что у меня теперь… Катерина, – он сжал ее
руку. – И что мне есть кому доверять. Вдруг я забуду сказать вам об этом
завтра. Выборы, знаете, и все такое…
И тут у него в кармане зазвонил телефон. Извинившись,
Тимофей вытащил трубку.
– Алло!
– Тимофей Ильич, мы нашли, – заявил Дудников ему прямо в
ухо.
– Ну! – приказал Тимофей.
Катерина на него оглянулась. И застыла.
Приходченко посмотрел внимательно и дернул за руку
Абдрашидзе. Слава Панин шагнул ближе, Миша Терентьев торопливо надел очки.
– Все сошлось, Тимофей Ильич. Всю историю затеял Вася
Головин, сын нынешнего губернатора. Ему папашино смещение не светит. Ему надо
папу у власти оставить. Покушение – тоже Васина идея.
– Пугали? – спросил Тимофей.
– А кто их знает. Похоже, решили, как повезет. Убьют –
хорошо. Нет – так хоть испугают… Вася в области царь и бог. Ему менты никакие
не страшны, даже если б искать стали… А “жучки”, информация – это…
– Кто?! – рявкнул Тимофей.
– Скворцов. Из “Юниона”. Его Вася давно знает. И платил
хорошо.
– Ладно, все, – прервал Тимофей. – Не желаю слушать. Никаких
репрессий. Пусть убирается к своему Васе.
Он выключил телефон, сел и потер лицо. К нему подошла
Катерина.
В этот вечер они все напились.
* * *
Официальное сообщение.
“По уточненным данным, на выборах губернатора
Калининградской области победил известный предприниматель Тимофей Кольцов.
Отрыв от основного соперника, бывшего губернатора области Алексея Головина,
составил двадцать три и семь десятых процента. Остальные кандидаты набрали в
сумме чуть меньше восьми процентов голосов. Наблюдатели отмечают неожиданно
высокую явку избирателей на участки. К двадцати часам вчерашнего дня
проголосовало уже пятьдесят восемь процентов от общего числа избирателей.
Наблюдательный совет не зафиксировал никаких нарушений…”
* * *
Под утро ему приснился кошмар. Как будто его переехал
грузовик и продолжает кататься по нему взад-вперед.
Засмеявшись от счастья, Тимофей открыл глаза.
Странное дело, кошмар никуда не исчез.
Он сидел у Тимофея на животе и катал по его груди игрушечный
грузовик. И рычал.
– Ты откуда взялся? – грозно спросил Тимофей у кошмара.
– Оттуда, – он махнул грузовиком в сторону приоткрытой двери
в спальню. При этом он задел Тимофея по уху. Тот охнул и скосил глаза на
Катерину. Она вроде спала. Они ее пока не разбудили.
– А Маша где? – шепотом спросил Тимофей, поймав в ладони
маленькие босые ножки. – У тебя ноги ледяные!
– Маша там, – он снова махнул, но на этот раз Тимофей
грузовик перехватил.
– Мишка, зачем ты вылез из кровати и шляешься по дому
босиком? – не открывая глаз, спросила Катерина.
– Затем, что сегодня Новый год, мамочка, – сообщил Мишка и
слез с Тимофея. – А мы с Машкой дверь к елке никак открыть не можем. Пап,
открой, а? А то Машка там одна открывает…
– О боже, боже, – пробормотал Тимофей, откидывая одеяло. –
Вы бы хоть оделись.
– Разве они могут одеться? – спросила Катерина. – Они дверь
открывают.
– Пропало наше новогоднее утро, – сообщил Тимофей, натягивая
джинсы. – Пошли, Мишка! Пусть мама еще пять минут полежит.
Он мигом решил все их проблемы. Тапки были найдены, тяжелая
дверь открыта, огоньки на высоченной, под потолок, елке зажглись, и его
трехлетняя дочь и пятилетний сын с визгом бросились к ней.
Тимофей, позевывая, сел на диван. Это было самое лучшее в
мире занятие – смотреть на Мишу и Машу.
Пришла Катерина, принесла ему рубашку и устроилась у него
под боком. За громадным, от пола до потолка, окном сыпал снег. Под обрывом
шумело море.
Вечером приедут родственники из Москвы.
И еще Приходченко с Дианой и Кирюхой. Абдрашидзе с Ниной и
детьми. В доме будет не протолкнуться.
Но нельзя нарушать семейные традиции. Даже если их история
насчитывает всего шесть лет…
– Пап, это мы с бабушкой для тебя сделали…
– Папа, посмотри, это заяц, а это ты…
– Мам, а это, видишь, Дед Мороз!
Дети проворно, как котята, влезли на диван и устроились у
Тимофея под другим боком.
– Пап, ну посмотри же!
На белом листе бумаги было нарисовано нечто и написано
Мишкой, очень коряво: “Любимаму папочки с новам годам!”, а ниже шли Машкины
каракули, которые вообще нельзя было разобрать.
– Дай я посмотрю, – попросила Катерина. – Какие вы молодцы с
бабушкой!
А Тимофей, откинув голову на спинку дивана, старался загнать
обратно глупые ненужные слезы.
С чего это, черт возьми?
Уже давно пора привыкнуть, что у него Мишка и Машка, и он
для них “любимай папочка”.
Самые лучшие на свете Мишка и Машка. И Катерина.
– Тимыч, – сказала она нежно, и ее губы скользнули по его
уху. – Не плачь!
