– Ну почему? Дорога была. Плохонькая, конечно. Конная. Ну вот, туда-то они быстро дошагали. Монко-старик по-доброму был настроен. В избу их пустил, накормил, все выспросил. Поругался на полковника не по-русски, потом водку забрал и в горницу ушел. Дверь закрыл плотно. У них, у черемисов – или кто он там был, может, мариец – в избах-то двери между комнатами, ты понял! Вернулся минут через десять, водку обратно отдает. А в ней что-то плавает. Не то комок волос, не то корешки. Выпоите, говорит, в пять дней, обязательно с парным молоком – и все будет как надо. Отудобеет ваш парень, женится, внуков тебе, старая, нарожает. Только одно условие. Как домой пойдете, назад не оглядывайтесь. Хоть там что будет, не оглядывайтесь. Оглянетесь – все, пропало лекарство. Да и вы обе тоже пропадете. Напугал так-то и выпроводил.
Идут они, значит, назад. Боятся. Где-то полпути прошли, слышат – за спиной как будто кто на лошадях едет. Да с колокольчиками. Гармошки играют, люди поют, орут как пьяные. То ли свадьба, то ли еще что. Только почему-то одни мужики. И слов не понять. Матушка с сеструхой наказ помнят, не оборачиваются. А свадьба все ближе, орут все страшней. Как есть уже ссорятся, но гармошки не замолкают. Анна, сеструха-то, побелела навроде известки – и в вой. Говорит: ой, больше не могу, сердце заходится. Или обернуся щас, или умру. Матушка, ни слова не говоря, – раз ей по рылу. Раз снова. А кулак у нее знаешь какой? – больше моего. Сеструха чуть не повалилась от материнской ласки. И знаешь, сразу шум-то пропал. Они – бегом. Бежали-бежали, запыхались. Бабы, что с них взять. Только на шаг перешли, опять за спиной колокольчики, гармони, шум.
А там как раз к дороге лес близко подходит. Мама Анну хвать за руку, да в кусты. Забрались поглубже, схоронились под лесину вывороченную. Чего там натерпелись, не пересказать. Высидели сколько-то, прислушались – вроде тихо. Выбрались на дорогу, видят: идут двое, бабы. Догнали. Оказалось, знакомые, нашенские старухи. По богородскую траву ходили на луга. Мама спрашивает, не знаете, кто, дескать, проезжал на лошади с гармонью? А те: никого не видывали. Поблазнилось, бывает. До дому вместе дошли, ничего больше не слыхали.
Стали меня поить как велено. Я пью, а сам не верю. Что эти знахари могут такого, чего витамины не смогли, думаю. Только зря не верил. К концу недели на гулянку меня потянуло, ты понимаешь. К девчатам. Взял баян и бегом. Обрадовался, а как же. Месяца не прошло, Танюху встретил. Полюбил вроде, женился. Дочь родилась, а Лидочку никак забыть не могу. Однажды в отпуске собрался тихомолком – и в Забайкалье. На аэродроме-то остались кое-кто знакомые.
– Заправщицы и медсестрички? – весело предположил я.
– Так и есь, они. Порасспросил их. Рассказали, что полковник вскоре после моего досрочного дембеля перевелся куда-то. Едва ли не на Кубу. И семью с собой увез. В общем, пропали следы. Так и жил. С Танюхой своей, с ребятишками, а мысли нет-нет да вернутся к Лидочке. Из-за того и пировал. Запойно. А в прошлом году получаю, ты понимаешь, письмо. Только увидел почерк, дыхание перехватило. От нее, от Лиды. Оказывается, она тоже меня не забывала. Только замужем была. Верной, понимаешь ты, женой, поэтому и вестей не подавала. А тут муж ее бросил, к какой-то шалаве молоденькой удрал, она и решилась написать. Адрес-то мой у нее остался. Хорошую жизнь прожила. Трое детей, две дочери и сын. Сын в деда пошел, тоже военный летчик-испытатель. Фотографию прислала. Сама все такая же красавица, тоненькая как девчонка. И дочери красавицы. А сын… Ну так и есь, правильно подмигиваешь. Вылитый я. Одно лицо. Я ей пишу: это что, мой? Лида отвечает: твой. Только он, говорит, этого не знает, а сообщать пока не решаюсь.
Артемьич замолчал.
– Ну а потом что? – подбодрил я его.
– Да ничего особо хорошего. Лида все-таки набралась храбрости, сказала ему про меня. А тот: не знал никакого отца, кроме законного, и знать не желаю. Если, не дай бог, приедет этот твой деятель, с лестницы пинками спущу. – Артемьич осел в кресле, будто за один миг сделался тяжелей прежнего, и быстро отвернулся к окну.
– Н-да, дела, – сказал я сочувствующе. – Хоть с Лидой-то удалось повидаться?
– А как же! – Он оживился. – Да не один раз. Как раз, понимаешь ты, со свидания еду.
– Ну тогда совсем другое дело. Хеппи-энд состоялся, остальное пустяки.
– Еще бы Танюха моя так считала. А то ревнует ведь. Сейчас приеду, будет мне хеппи-энд. Многосерийный. Ну да ничего, я привычный. Переживу.
Справа мелькнул указатель со стрелкой «Шилово, 1 км». Я снизил скорость, чтоб не проскочить отворот.
– А ты к нам по какой надобности? На охоту небось? – Артемьич мотнул головой в сторону заднего сиденья, где лежали рюкзак и ружье в камуфляжном чехле. – Сейчас самый сезон на боровую дичь. Рябчиков у нас – страсть великая! Идешь по лесу, пищат со всех сторон. А то как вылетят прямо из-под ног, да с десяток сразу – «Ф-р-р!». Палкой сбивать можно.
– Вообще-то, я по ветеринарной части. Сообщают, у вас падеж крупного рогатого скота. Надо разобраться с этим делом. Но, может, и на охоту выберусь, – сказал я. – Как по времени получится.
Артемьич оценивающе взглянул на меня и ухмыльнулся.
– Ветеринар из тебя, конечно, знатный. Коровы, наверно, от одного взгляда на твою физиономию телятся до срока.
Я резко дал по тормозам. «УАЗ» клюнул мордой. Не пристегнутый Артемьич полетел вперед, но успел-таки упереться руками в переднюю панель. Ловкий мужик.
– Слушай, дядя, давай-ка поуважительней! – рявкнул я. – Не нравится моя физиономия, высажу к хренам. Дальше пешком пойдешь.
– В принципе, тут не больно далеко. – Артемьич даже не предпринял попытки открыть дверцу. – Погодка хорошая. За полчасика доковыляю. Только тебе-то от этого что за польза?
– Как минимум, чувство удовлетворения. А вот какая мне польза от тебя? Про «журавушку» и травку-хероставку я уже знаю…
– Ну дак польза самая прямая. Во-первых, отеля в Шилово нету, приезжие останавливаются у местных. Ты только не нервничай, Родя, но я правду скажу. С твоим портретом найти добрую старушку, которая пустит переночевать, шибко проблематично. А я свою Танюху всяко уболтаю. Во-вторых, про коров и их падеж лучше меня мало кто знает. Я ж еще недавно пастухом был у фермеров.
– Ну и третье, конечно, – добавил я. – Жена. Многосерийный хеппи-энд по результатам свидания с Лидочкой при мне вряд ли устроит.
– Сообразительный ты мужик, Родя. – Артемьич вытащил из кармана пачку «Балканской звезды». – Закурю, что ли?
Тент на машине натянут не был, и я кивнул:
– Травись, пастушок.
* * *
В километре от поворота асфальт оборвался, началась широкая, довольно сносная гравийка. Недавно здесь прошел дождь, дорога еще не окончательно просохла, поэтому пыли почти не было. По сторонам за березовыми рощицами тянулись поля, украшенные огромными потемневшими рулонами сена. Или, может, соломы. Слева, примерно в километре, виднелась полоса густой зелени.
