Устроился дед неплохо. В девяностые на пару с приятелем из Минспорта приватизировал то самое охотхозяйство. Сейчас это – целый туристический комплекс с полным набором брутальных развлечений. Охота, рыбалка, конные прогулки, заезды на джипах по бездорожью и прочее в том же духе. Популярное местечко. Дед как сыр в масле катается. И по бабам до сих пор ходок: допинги нового поколения, если пользоваться в разумных дозах, обладают заметным омолаживающим действием. Только со мной у него проблемы. Кризис общения. Оборзел внучок, больно самостоятельный стал.
– Интересно было бы пообщаться, – сказал Артемьич.
– Да уж, – согласился я. – Вы бы нашли общий язык.
Показался летний коровник. Был он темен и тих, лишь в зеленом вагончике светились окна, да двигался вдоль дальнего загона бело-рыжий клубочек – Музгарко. Лошадей не было видно.
– Не спят еще пастушки-то, – сказал Артемьич. – Странно. Обычно они уже полдесятого отбиваются. Вставать-то рано.
– Наверно, меня ждут. Обещал, что подъеду.
Я подогнал машину к самому вагончику. Изнутри доносилась сбивчивая речь спортивного комментатора, рев трибун. Музгарко был уже тут как тут. Обещанной ярости в его поведении я не усмотрел, однако вылезать поостерегся, надавил на клаксон.
Дверца вагончика приоткрылась, выглянул бородатый весельчак Леха.
– А, ветеринар! Приехал все-таки. – Обернулся, сообщил напарнику: – Я ж говорил, ветеринар это. С Чепиловым. – Потом снова посмотрел на нас. Помолчал, раздумывая, что делать дальше, и наконец сказал без особой приветливости: – Здорово, Иван Артемьич.
– Здорово, Алексей. Как жизнь?
– Все путем. Заходить будете?
– Нальете, так зайдем, – с мурлычущими интонациями любителя халявы проговорил Артемьич. – У Петра-то больно хорошая самогонка бывает. Грех не попробовать.
Леха хмуро уставился на меня. Делиться самогонкой ему совсем не хотелось.
– Он шутит, – сухо сказал я. – Ты же шутишь, Иван Артемьич?
Чепилов недовольно шмыгнул носом.
– Так и есь, шучу.
– Вот и хорошо. Алексей, вы отдыхайте спокойно, мы вас тревожить не будем. Походим здесь, посмотрим. Главное, решить вопрос с собакой.
– А че тут решать? – удивился Леха. – Был бы ты один, тогда понятно. А раз с Артемьичем, Музгарко не тронет.
– Тогда все. Спокойной ночи.
– Ага, – сказал Леха и скрылся в вагончике.
Я заглушил машину, открыл дверцу, опустил ноги на землю. Стоящий возле заднего колеса пес (на шине виднелась свеженькая мокрая отметина) внимательно следил за моими действиями.
– Кусаться не советую, – предупредил я. – Будешь хорошим мальчиком, прощу обоссанное колесо. Будешь плохим, пожалеешь.
Он сделал шажок ко мне, остановился. Затем второй, третий… а потом, обдав ногу горячим дыханием, ткнулся носом в колено и потрусил прочь.
– Вот и подружились, – с видимым удовольствием констатировал Артемьич. – Молодцы. Слышь, Родя, а если бы он не захотел стать хорошим мальчиком? Что бы ты сделал?
– Укольчик бы поставил. Все ветеринары так поступают.
Я расстегнул ружейный чехол и вытащил «Моссберг». Вообще-то перевозка охотничьего оружия в собранном состоянии запрещена. Однако я считаю, что человек, который на «ты» с полицейским подполковником и уважаемыми людьми из МЧС, имеет крепкий иммунитет к закончику-другому.
– А это, видимо, шприц? – предположил Артемьич.
– Так и есть, – ответил я его любимым выражением.
Он усмехнулся. Я включил и надел налобный фонарик, второй передал ему.
– Ну что, пора взглянуть на наших телочек.
Мы подошли к навесу и двинулись вдоль длинной дощатой фальш-стены. Высотой она была мне по грудь, поэтому всю внутреннюю часть коровника, разгороженную на загоны, было отлично видно. До противоположной стены, точно такой же, было метров двадцать. До конца загона – все сто.
Телочки крепко спали в индивидуальных отсеках, разделенных П-образными перегородками из труб. Мерно вздымались гладкие пятнистые бока, подергивались украшенные бирками уши. Слышалось сильное ровное дыхание, пофыркивание, иногда – звук отрыжки. Пахло… пахло именно так, как должно пахнуть в непосредственной близости от двух сотен коров. Не сказать что приятно, но гораздо лучше, чем в ином сортире, – и уж точно лучше, чем в упырином логове. Во всяком случае, острого желания нацепить респиратор я не испытывал.
– Ах вы мои красавицы, – сказал вдруг Артемьич с нежностью.
Я чуть не споткнулся от удивления.
– Опа. Нормальных ты нашел красавиц. Опять небось шутишь?
– Какие шутки. Все взаправду.
– Обалдеть!
Чепилов неодобрительно покачал головой.
– Понятно, что для вас-то, городских, корова – неведомая зверюга. Уродливая, вонючая, тупая. Чуть ли не опасная.
– Но мы, городские, конечно, ошибаемся, – подхватил я.
– Так и есь. Коровы, Родя, по-своему красивы. Ты присмотрись, поймешь. У них прекрасные глаза. Рога так вообще произведение искусства. Это, между прочим, еще древние греки заметили. Пахнет от них – не от коровника, а именно от коров – парным молоком. У них острый ум. Примерно как у кошек. Вдобавок они такие же хитрые. И своевольные. Ласку любят. А сообразительные до чего!
Артемьич оживился, и я понял, что меня сейчас порадуют очередной историей.
– Помню, была у нас в стаде одна буренка. Не в этом, а еще в колхозном. Такая упрямая и своенравная, что жуть. Звали Марта. Главный вред она приносила в коллективе. Была у нее страстишка – прятаться от пастухов в лесу. Идет она, идет вместе с остальным табуном… вдруг шмыг в лес! – и там схоронится. А вместе с нею пяток подружек. Встанут и замрут. Между елок хрен разглядишь. Ну пастухам что делать? Носятся по лесу, выгоняют этих стерв. На рожи паутина липнет, по жопе пот бежит. А остальные коровенки тем временем то в посевы забредут, то на дороге разлягутся, а то и вообще домой наладятся. Короче, караул полный. Подумал я, подумал, да и велел повесить паразитке на шею ботало. Колокольчик, выражаясь по-городскому. И наступила красота. Только Марта в лес, а колокольчик об веточки звяк-звяк-звяк. Пастухи пошлют на звук младшого, тот епнет Марте по сраке хворостиной, обматерит, и порядочек. Все бойцы опять в строю. Продолжалось счастье ровно два дня. На третий Марта тыгыдым-с в лес, а колокольчик молчит. Молчит, зараза! С ног сбились искать партизанку. Наткнулись буквально случайно, когда собирались уже плюнуть: ночуй с волками, дура. И что ты думаешь? Стоит эта тварь и держит ботало во рту! А морда невинная. Пришлось делать ошейник покороче, чтоб не дотянулась. Так она вообще веревку оборвала. Сделали сыромятную…
– Тогда она на ней повесилась! – подхватил я.
– Не знаю, может, и так. Я как раз на стакан сел. А вскоре и в ЛТП отправился.
