– Н-не знаю, – растерянно протянул он. – О ком?
– Ну ты даешь, Пикассо. Об археологах, конечно.
– Блин! – воскликнул он. – Блинский блин! Они же без обеда остались. Дяде Джамалу сейчас точно не до них.
– Вот-вот, – сказал я. – Предлагаю съездить на раскопки и забрать бедолаг. Ты со мной?
– Конечно! – Эмин бросился во двор, но резко остановился.
– Проблемы? – спросил я.
– Наверно, надо взять что-нибудь с собой… Хотя бы бутербродов. Они же там голодные как волки.
– Считаешь, на нас могут наброситься?
– А?
Он был так взволнован перспективой скорого спасения прекрасной археологини от голодной смерти, что растерял все чувство юмора. Или не все?
– Орешков погрызут. Девушке полезно, а на генерала нам с тобой плевать, правильно? – Я подмигнул. – Остались орешки-то?
– Немного. Самые мелкие и крепкие, которые грызть нельзя.
– Тем лучше.
– А?
– Не тормози, Пикассо. У тебя появится превосходный шанс услужить даме. Будешь героически сокрушать скорлупу пассатижами, а ядра отдавать ей.
Он просиял:
– А ведь точно!
– Эх ты, знаменосец. Всему учить надо.
Я достал из кармана ключи, вложил ему в руку и легонько подтолкнул его к выходу из двора.
– Беги, заводи машину. Мне надо в сортир заглянуть.
Эмин ушел, а я спустился в погреб. Лейтенант успел очухаться, ворочался и мычал. Я взял его под мышки, прислонил к стене. Присел на корточки рядом, покачивая на пальце поддетым за спусковую скобу «макаровым». Участковый замычал громче и возмущенней.
– Помолчи, герой. Сейчас я уеду из села, на окраине кого-нибудь поймаю, попрошу тебя освободить. Передам ключ от наручников и мобилу. Когда оковы тяжкие падут, перезвони по последнему номеру в списке вызовов. Ответит человек из МЧС, мой начальник. Женщина, но с очень большими полномочиями. Чрезвычайники вам, полицаям, не указ, но сейчас ситуация особая. Именно поэтому я здесь. Тебе об этом уже сообщали. Но раз у тебя в мозгах перемкнуло, кто-то должен их прочистить. Не удивляйся, если моя патронесса сделает это через задний проход. И это… пушку свою не забудь.
Я встал, положил пистолет на одну из полок, идущих вдоль стены, а потом выбрался по приставной железной лесенке наружу.
Двигатель «УАЗа» работал, Эмин нетерпеливо крутил головой.
– Так, Пикассо, назрел вопрос на сто рублей одной бумажкой. Имеется у тебя надежный приятель, которому можно доверить небольшое, но важное дело? – спросил я, включив передачу.
– Имеется. Только это девушка. Нормально?
– Пойдет и девушка. Я за равноправие полов. Показывай, куда рулить.
– А сто рублей?
– Надо еще посмотреть, стоит ли она таких денег.
К моему удивлению, надежной Эмин посчитал вовсе не свою воздыхательницу, а беленькую толстушку-хохотушку. Я вручил ей ключик и телефон, объяснив, что их надо отнести тетке Татьяне Чепиловой и попросить, чтоб та передала все участковому, сидящему в погребе.
– Прикольно! – обрадовалась толстушка. – А кто его туда посадил?
Ответ, рассчитанный на бесхитростную деревенскую девочку, у меня был припасен заранее.
– Сам забрался, – заявил я с простецким видом. – Увидел, как туда шмыгнула крыса, и прыг за ней! Крыса в нору спряталась, вот он и решил засаду устроить. А чтоб не возникло желания убежать, приковал себя наручниками к стене. Как японский пулеметчик.
– Чо-то вы, по ходу, врете, – хихикая, сказала толстушка.
– Совсем чуть-чуть, – сказал я. – Сделаешь?
– Дак чо, сделаю. Мне нетрудно.
– А если серьезно, почему участковый оказался в подвале? – спросил Эмин, когда мы отъехали.
– Потому что я американский шпион, а он меня раскрыл. Пришлось его обезопасить. До той поры, пока заложника не возьму.
– Выходит, я заложник?
– Йес оф коз.
– Но ведь я даже не гражданин России.
– Для нас, пиндосов, никакой разницы. Азербайджан входил в состав СССР? Входил. Значит, все жители – русские, а по совместительству коммунисты и враги свободного мира. К тому же ты гений палитры и карандаша. Ценный кадр. Пожалуй, я тебя с собой заберу, когда эвакуироваться буду. Продам в рабство на студию Диснея, миллионером стану. Кстати, и сто рублей отдавать не придется.
– Ловко вы избежали ответа.
– Не льсти мне, Пикассо. На самом деле отмазки – корявей некуда.
Я сделал вид, что крепко задумался. Он притих.
– Ладно, скажу. Только чтоб молчок. Никому ни слова.
Эмин кивнул:
– Разумеется.
– Есть тут одна доярка. Зовут Люба, возраст под тридцать, симпатичная, веселая, живет без мужа…
– Понял, о ком вы, – стараясь держаться строго, как и следует человеку, которому по секрету рассказывают о любовнице, сказал Эмин. – Приятная женщина.
– Тогда, думаю, ты и остальное уже понял. Участковый ваш тоже на нее планы имеет. Не знаю, кто ему надул в уши, что я с ней трахался. Прибежал злющий, начал предъявы выставлять, за пистолетик схватился. Пришлось немного остудить. В погребе как раз прохладно.
– Вы настоящий мужчина, – сказал Эмин уважительно. – Хотел бы я быть хоть наполовину таким крутым.
– Любой хотел бы, – сказал я важно.
Он рассмеялся.
* * *
На центральной жердине стога точь-в-точь как вчера сидел ястреб, горделивый и неподвижный. Сигналить в этот раз я не стал, просто кивнул ему, будто старому знакомому. Подсознательно надеялся, что он как-нибудь отреагирует – расправит крылья или издаст ободряющий клекот, который убедит в успехе будущего предприятия, но полосатый мерзавец даже клювом не повел.
Эмин выпрыгнул из машины с поспешностью отбывшего штрафное время хоккеиста и нетерпеливо уставился на меня. Я сидел, хмурился и осторожно поглаживал живот.
– Ну так мы идем или нет?
– Слушай, Пикассо, ты двигай пока один. Я догоню. Минут через десять. В крайнем случае через пятнадцать.
– Что случилось?
– Судя по всему, окрошка тетки Татьяны не нашла общего языка с моими лактобактериями. Собачатся на чем свет стоит.
Он смущенно хихикнул.
– Так что давай, брат, вперед и с песней. Только смотри, без меня археологов сюда не приводи. Как бы не вышло конфуза.
– Ладно. Я им пока о вас расскажу.
– Хорошая мысль. Ты, главное, сделай акцент на моих душевных качествах. Так, мол, и так, не больно красив этот Родион Кириллович, но в сущности – чистый ангел. А теперь все, беги. – Я открыл «бардачок» и зашуршал бумагой, показывая, что продолжение разговора не входит в мои планы.
