– Зачем?
– Приняли за своего и унесли на ладью вместе с остальными ранеными.
– Не признали в нем заставного?
– Болтун сдернул с кого-то из оттниров доспех и нацепил на себя. Полуночников было очень много, не все знали друг друга в лицо.
– Даже думать не хочу, что с ним сталось!
– А ничего, – усмехнулся Сивый. – Его не зря Болтуном прозвали.
– Думаешь, отболтался? – изумился Моряй.
– Ему бы до берега дотянуть, а там ищи-свищи.
– Значит, увидели своего на земле и унесли на ладью?
– Это последнее, что я запомнил, перед тем как спрыгнуть со стены. Подмигнул мне, словно прощался.
– А потом девятнадцать оттниров навсегда успокоились в Черном лесу, – как бы между прочим бросил Щелк.
Безрод не ответил, лишь мрачно ухмыльнулся и ушел в дружинную избу, плотно притворив за собой дверь.
– Вот и выяснили. – Перегуж задумчиво почесал затылок.
– Не понимаю, на что надеялся Брюнсдюр… – Моряй состроил хитрую рожицу и пожал плечами.
– На что надеялся Брюнсдюр, не знаю, а вот на что надеяться нам, я, кажется, начинаю понимать, – загадочно обронил Щелк.
– Ну, чего хотел?
В княжьих палатах сидели Отвада, воеводы, бояре, вои постарше да поопытней. Сивый каждого оглядел, ухмыльнулся и глухо бросил:
– Думаю, не выстоим на стенах. Сомнут.
– Вроде сед, а ума нет! Сами знаем! – Рявкнул Смекал. – Для того собирал?
– И до голода не дойдет. Раньше побьют, – упрямо продолжал Сивый, не обращая внимания на гневные выкрики. – Самим бить нужно.
– А как? – мрачно буркнул Долгач. – Нас меньше. Один-втрое, в лучшем раскладе один-вдвое.
– Знаю как.
Все уставились на Безрода. Знает? Этот?
– Все едино помирать. Выйти надо.
– Порубят!
– Смотря, как выйдем. Тайком сойдем. Леса наши, а полуночник чужак. Затерзаем. Ночью полоснем, ровно волк, и в чащу, полоснем – и в чащу.
Отвада прищурился, глаза вспыхнули. Безрод ухмыльнулся. Не понять, верят или нет?
– Как спуститься? Станем ворота открывать – мигом заметят! Да и мосток по бревнышку разнесли! Нет больше мостка!
– У гончарного конца стена стоит прямо на скале, а под скалой Озорница бьется. Спуститься по веревке, да прямиком в воду.
– Ишь ты, спуститься! Берега-то вражьи! Станешь выходить из воды – стрелами утыкают, ровно ежа! Думай, паря, что несешь! Слово не птица, вылетело – не поймаешь!
И будто гром грянул среди ясного неба.
– А не надо выходить на берег.
Перегуж хмыкнул, свел брови на переносице. Остальные так удивились, что перестали быть на себя похожи.
– Как это не выходить? Не темни!
– Плыть с Озорницей до устья и с водопадом попасть в море.
Боярин Чаян аж подскочил.
– Побьются! О камни размечет!
– Не размечет. Живы будут, не помрут. Сам пойду. – Безрод исподлобья оглядел военный совет. – Тот водопад всего-то четыре человеческих роста. Может быть, пять.
– Не попались бы. Не знаем, как широко по берегу оттниры встали.
– Надо плыть как можно дальше, – Безрод глухо ронял слово за словом. – И выйти к старому святилищу. Если святилище пусто, первый весть перешлет, скажем, стрелу пустит. Перебросит через стену. А там и за остальными очередь встанет.
Бояре и воеводы задумались, а князь воссиял, как начищенный шлем. Сивый усмехнулся. Сложная штука жизнь.
Решили попробовать. Первым пойдет Грач, лучший охотник. В лесу всякое дерево ему знакомо, каждую тропинку знает. Приладил справу так, чтобы не болталась и не звенела, попросил у князя и ворожцов благословения и ночью, когда взошла звезда Синий Глаз, ушел в темень. Грач по веревке ловко спустился со стены и бесшумно канул в черную воду. В лагере полуночников даже собаки не проснулись. Князь так и простоял на стене до утра, вглядываясь в даль. Как там смельчак в реке, да в студеном море? Должен выдержать. Помогут боги, Ратник приглядит. Собственными руками, еще не вошедшими в полную силу, Отвада заколол быка, вырезал сердце, и то сердце Грач съел сырым.
День ждали, другой, а на третью ночь прилетела стрела с той стороны реки, из леса. Вонзилась в столб сторожевой башни. Стрелу мигом унесли в терем. Добрался! Молодец! Отчаюга! Нет в старом святилище полуночников, кругом только дубы да сосны. Что делать мореходу в густом лесу, ведь кругом все чужое? Ясное дело, нечего. Оттниры далеко от ладей никогда не отойдут.
– Перегужа ко мне, Долгача, бояр, Стюженя, – Отвада поколебался. – И Безрода.
– Добрался! – князь показал стрелу Грача. – Пусто старое святилище от полуночника. Да и берегом оттниры нешироко встали. Далеко от ладей не пошли. Думаю, ждать нечего. Сотня воев уйдет в леса. Следующей же ночью. Готовь дружину Перегуж. А поведет… – Отвада замолчал, поиграл желваками. – Безрод!
Если бы посреди палаты грянул гром и сверкнула молния, удивления было бы меньше. Только старый ворожец не удивился, усмехнулся и мотнул головой.
– За разбойником дружинные не встанут! – рявкнул Смекал. – Не встанут! Своих не дам!
– За разбойником? – разъярился Отвада. – Так тебе княжьего слова мало, пень трухлявый? Я очернил, я и обелил! Твое дело мое слово в воздухе ловить, да в ухо класть! Это первейший-то боец – разбойник?
– Он не вой! Беспояс Безрод! И если думаешь, будто это сын – глубоко ошибаешься! Хватит уж! Заморочил тебе голову, отвел глаза, света белого не видишь! Разумом ты ослаб, князь! – орал Смекал. Остальные бояре хмуро поддакивали.
– Размягчел ты, Отвада, занемог, что ли?
– Крепость утратил!
– Не дадим воев беспоясу под начало! В том тебе наше слово!
Бояре не знали об изгнании Темного, той ночью в княжьих покоях бдели только старые дружинные, надежные как скала, на которой стоял город.
– Не дашь, значит? – Отвада медленно встал с лавки. – Не дашь?
– Не дам!
Князь без сына – одинокий волк, что слабеет год от года. Встанет ли одинокий волк против целой стаи? Князь без наследника… Смекал усмехнулся в бороду. Не вернется с того света Расшибец. Не вернется. Да и в бою всякое случается.
– Обойдемся.
Второй раз будто гром прогремел, молния сверкнула. Бояре замерли, и как один повернулись в угол, где сидел старый ворожец. И даже князь изумился не меньше остальных. Смекал нахмурился. Да никак старый мысли читает?
– Обойдемся. Неделена станет слава. Вся княжья. Обойдемся.
– Так тому и быть, – процедил сквозь зубы Отвада. – И упрашивать-уговаривать не стану. Осрамили своих воев.
