– А жена?
Ворон пожевал губу.
– Спать иди. Не выспишься.
– Ты не ответил. А что жена?
– Ушла. Забрала мальчишку и как в воду канула. Соседи говорили, будто встала на сторону братцев-князей, отреклась от моих.
Верну передернуло.
– Виновата?
– Не знаю. Едва моих бросили в застенок, исчезла. Любой ценой должна была сохранить мальчишку, она это сделала. Разбираться, кто прав, кто виноват, буду позже. Когда найду.
– Ты мудрый человек, Ворон.
Крепостной воевода поджал губы, огладил бороду.
– Мудрым я стал по необходимости. Счастье, что ее не было в деревне тем днем, когда приехал. Прибил бы и разбираться не стал.
– А если бы меч на тебя подняла?
Посмотрел так холодно, что Верна поежилась, отвернулась, Дескать, в глаз что-то попало.
– Ну и дура.
– Не простил бы?
– Ты дура. – Ворон усмехнулся. – Туда-сюда рыскаешь, следы нюхаешь, а что ищешь, сама не знаешь.
– Счастье ищу, – прошептала, глядя в огонь. – Да найти не могу.
– Мечом счастье рубила? – Недавний соратник ехидно покосился. – Да не зарубила?
– Этого зарубишь. – Голос предательски дрогнул, и в кои веки не сдержала слез. Уткнулась Ворону в грудь и заревела в голос – хорошо тут, на стене, прятаться не от кого. Долго крепилась, будто день за днем камни за пазуху складывала. И вот полезло, прорвало. Воевода гладил по голове, и на мгновение показалось, будто на голову шапку натянули – здоровенная у Ворона ручища, как у Безрода.
– На боковую пора. Не выспишься.
Выплакалась и сразу уснула.
Ушли затемно, небо только начинало светлеть на востоке. Братцев-князей заковали в цепи, руки-ноги, посадили в телегу, прикрыли сверху одеялами, так и повезли. Без сапог, порты и рубаха – вот и вся одежда. Добродей, один из тех, кто семь лет назад уходил этой дорогой на коффов, вел поезд горными тропами на ту сторону. Два дня ушло на преодоление хребта, в эту летнюю пору относительно легко проходимого. Для лошадей тропа вышла более чем посильной, даже тележная упряжка не испытала ощутимых затруднений. Лишь раз дело встало в ширине колеи – случился обвал, и тропу засыпало. Верховые прошли без труда, для телеги же пришлось расчищать проход.
На исходе второго дня, когда скалы раздались в стороны, безбрежное пространство раскинулось, куда хватало глаз, а небо приобрело голубой цвет, против серого, Добродей попрощался. Свистнул напоследок и убыл восвояси.
Столько оглушительной пустоты Верна знала только в море, когда глядишь по сторонам и взгляду не за что зацепиться, кроме линии дальнокрая. Интересное дело – облака не пошли дальше гор, как если бы всемогущие боги выстроили невидимую стену, за которую белые клубы проникнуть не могли. Над горами облачно, а в степи бирюзово. Чудеса. Ворон говорил, ходу от гор до моря дней десять, если не спешить и не тащиться из последних сил.
Спешить некуда.
Шли спокойно. Девять дней или одиннадцать – без разницы, запасы воды исправно пополняли в источниках, которые находили аккурат в указанных местах. Людей не встречали, и тем не менее Верна совершенно точно знала, что все время за ними наблюдали цепкие глаза. Пару раз вдалеке подмечали еле заметные облачка пыли, что остались после копыт резвых скакунов, несколько раз дорогу преграждали стада, несметные, долгие и тягучие, как река. Страшенные, бесхвостые волкодавы чутко нюхали воздух перед чужими людьми и молча наблюдали за незнакомцами. Глаз не свели, пока не прошли последние овцы.
– Боги, сколько же их! – как-то прошептала Верна.
Нескончаемое подвижное море текло и текло, в нос ударил резкий дух сухой, пропыленной шерсти, Серый Медведь учуял даже запах раздавленного ковыля.
– Травой пахнет. Горчит.
Один из загонщиков подъехал.
– Светлого неба вам, путники!
– И твоим стадам тучных пастбищ, добрый человек.
– Мои собственные стада утонут в этом бескрайнем море и растворятся без следа, – рассмеялся тот, кивая на отары. – Я не хозяин всего этого великолепия, только пастух.
– А кто хозяин?
– Бейле-Багри, пресветлый саддхут Багризеды.
– Саддхут за морем, а стада здесь?
– Почему бы и нет? – улыбнулся погонщик, чьи вислые усы спускались под самый подбородок, а там, сплетенные воедино красной тесьмой, образовали косицу. – Это очень удобно. Пастбища страны Коффир примут еще десять раз по столько же овец и прочей живности.
– Мы передадим саддхуту весть о благополучии его стад, – усмехнулась Верна. – Наша дорога лежит как раз в Багризеду.
– Только не говорите пресветлому о том, что вчера мы зажарили трех ягнят саддхута во славу новорожденного мальчишки Керде! – Погонщик, смеясь, кивнул на товарища, видного, как черное пятнышко, далеко-далеко.
– Не скажем.
Стадо наконец прошло, и, распрощавшись с пастухами, десяток отправился дальше. Солончаковые болота начались на восьмой день пути – страшное место, где от безводья и немилосердной лихорадки многие заломовцы в тот памятный поход нашли гибель. Болота разлились на несколько дней пути и представляли собой не сплошную «дурную» воду, а пятна посреди степи, будто рябь на лице. Жутко стало оттого, что дорога обрывалась не резко и понятно – здесь еще дорога, а там уже болото, – а незаметно, исподволь. Еще недавно ты ступал по твердой земле, а теперь под ногами умягчилось и при каждом шаге коня на поверхность проступает вода. Добро, если поймешь вовремя, что заблудился, и сдашь назад по собственным следам, а вздумаешь пытать судьбу и резать по косой – болото лишь сыто чавкнет. «Запомни, Верна, вам нужны следы больших животных, не меньше волка, – наставлял Ворон. – Полевки и тушканчики пройдут там, куда вам ход заказан. Также подойдут антилопы и дикие ослы…»
– Сюда. – Маграб указал вправо от себя. Верна никак не могла понять, как он находит правильное направление даже тогда, когда не видно никаких следов.
– Как тебе это удается?
– Чувствую, – холодно бросил тот без тени улыбки.
Последний источник питьевой воды остался в паре дней за спиной, но печальная наука Ворона, оплаченная сотнями жизней, сыграла отряду на руку. На одиннадцатый день, когда впереди расстелилась бескрайняя водная гладь, а степь резко оборвалась вниз, воды в мехах оставалось еще на полдня пути. Как раз достаточно, чтобы дойти берегом до пристани.
В Кеофе, крупном приморском городе, найти подходящее судно оказалось несложно.
– И ладьи они по-другому строят, – бормотала Верна, оглядывая величавый корабль с надстройкой на корме и строгими обводами. Впереди, точно рог, выдавался толстый брус. – Парус треугольный, борта прямые. Если еще скажут, что баба в море приносит несчастье…
