Аннушка увлеченно слушала. Порозовевшая, то улыбающаяся смущенно, а то и смеющаяся. Рука ее оставалась в моей ладони. Воодушевленный этим несказанно, я продолжал:
— Ну вот, мадама ругается на чем свет стоит, яростно шурует зонтиком под скамейкой, но объекта ее гнева я пока не вижу. Тогда я подхожу и этак по-русски, будто не в Парижске, понимаете, нахожусь, а где-нибудь в Старой Кошме, спрашиваю, могу ли чем уважаемой соотечественнице помочь. Она выпрямляется, окидывает меня цепким взглядом и делает лицо наподобие чернослива. Улыбается то есть. О, говорит, милый мальчик из России. Ах, Россия, belle Россия, детство, юность, ностальгия… Конфетки, бараночки, Дедушка Мороз… Конечно, говорит, дитя, вы можете мне помочь. Я, говорит, хочу своего драгоценного песика, наследство покойного мужа, барона де Шовиньяка, вытащить из-под этой вот дьявольски низкой скамейки. А потом, говорит она уже чуточку другим тоном, шкуру с него спустить и вообще — хм, хм… закопать. В землю. Ибо тварь он неблагодарная и пакостливая. Гостям в обувь гадит («Повторяюсь, — мелькнула мысль, — это я уже говорил Ладе с Лелей; к тому же во Франции, придя в гости, разуваться вроде не принято; а впрочем, какая разница!»), ценные вещи грызет. Причем предпочтение отдает антиквариату и предметам искусства. И вообще, барон, покойничек, был изрядною, entre nous soit'dit
[20]
, сволочью. И его щеночек точно такой же. Такой же, знаете ли, породистый и такой же сволочной. Достаньте мне его из-под скамьи, mon ami, и я подарю вам тысячу франков или даже… Эх, говорит она и широко взмахивает зонтом, была не была, просите, что пожелаете. Хотите эскиз самого Гогена? Ей-богу, не пожалею за возможность эту гадину обнять в последний раз. За шею его породистую обнять. И делает баронесса пальчиками такие, знаете, Анечка, хватательные движения, демонстрируя, как именно бедного щенка обнимать собирается. Он, говорит, поверите ли, моего возлюбленного за пипи… ой, pardon, за… закусал едва не до смерти. И возлюбленный меня покинул. Тут старушка умолкает, одним глазом роняет слезу, а другим зорко следит за моей реакцией. Я сочувствующе вздыхаю и готов уже предложить ей свой платок, но тут окончательно растаявшая «Триумфальная арка» падает мне на брюки. Платок приходится использовать самому. Старушка со слезинкой справляется самостоятельно и продолжает жаловаться. А ведь был-то, говорит, возлюбленный лишь едва-едва старше вас, молодой человек. Где другого такого скоро найдешь?.. О, mon ami, как я несчастна…
Жерар смотрел на меня во все глаза. В его диковатом взгляде явственно читалось: «Ну что же ты врешь, подлец! Как сивый мерин все равно. Ни стыда, ни совести».
— Я человек мягкий, животных люблю до обмороков, ну и уговорил баронессу помиловать песика, пообещав забрать с собой. Она так обрадовалась, что совершенно подобрела и даже на радостях предложила мне заменить ее покусанного друга. Хотя бы на недельку. Тогда Гоген уж точно станет моим. Аи diable la Gogen
[21]
, вместе с его эскизами, когда речь зашла о любви.
— А ты что?.. — чуточку напряженно спросила куколка моя Аннушка.
Я отметил это «ты», это напряжение и поздравил себя. Успех достигнут, и успех несомненный.
— Отказался, понятно. Терпеть не могу постимпрессионизма, — успокоил я ее. — Таким вот путем Жорик и сделался моим. Вместе с родословной, медалями и напутственными словами баронессы Наталии де Шовиньяк, урожденной Рукавицыной, приводить которые в вашем, Анечка, обществе я ни за что не рискну.
— Браво, браво, — раздался над моим ухом женский голос. Голос переполняли начальственные интонации, и, черт возьми, он показался мне отчего-то знакомым. Аннушка поспешно отодвинулась от меня и побледнела. Я повернул голову, и… кровь бросилась мне в лицо. Уши вспыхнули. Голос принадлежал поджарой ярко-рыжей красотке средних лет, одетой в строгий брючный костюм. С недавнего времени красотка эта была известна мне — и известна, как никакая другая.
Щучка повторила «браво», поаплодировала одними пальчиками и сказала сухо:
— Анна Антоновна, вернитесь к своим обязанностям. — Аннушка мигом исчезла. — А вы, дружок, — она посмотрела прямо мне в глаза, и я вмиг покрылся мурашками, — обладаете, как видно, поистине разносторонними талантами. Меня весьма заинтересовал ваш рассказ. Не желаете ли продолжить его в моем кабинете?
— В вашем кабинете? — смятенно пробормотал я.
— О, это рядом. Всего несколько шагов. Дело в том, что этот миленький бутик принадлежит мне. Идемте.
— Я вижу, вам стало жарко. (Я действительно взопрел.) В кабинете я смогу предложить прохладительные напитки и, само собой, кондиционирование. Думаю, оно окажется нам весьма кстати…
— Да уж, конечно. С ее-то темпераментом.
Она стрельнула по сторонам глазами, раздула ноздри и страстно прошептала:
— Знаю, знаю, о чем вы сейчас подумали. У, дерзкий! Дерзкий!! Но не обольщайтесь, гадкий мальчишка, на этот раз без боя я не сдамся…
Этого-то я и боялся.
— Простите, — сказал я щучке, суетливо переступая на месте и бросая беспокойные взгляды в сторону выхода. — Ни за что не посмел бы вам отказать, но моему питомцу пора побегать на воле. У него крайне слабый кишечник. Смотрите, как он волнуется! — Я тихонечко сжал ногтями нежную песью подмышку. Жерар трогательно заскулил, поджав хвостик и дергая шкуркой. Я подпустил в голос тревоги: — Промедление может оказаться непоправимым.
Мадам владелица бутика посмотрела на пса с сомнением. Перевела взгляд на меня. Грудь ее (скорей не женских, а подростковых пропорций) бурно вздымалась, глаза хищно блестели. Похоже, в плотоядные щучьи планы, связанные со мной, не входило промедление.
«Да помогай же, чертяка!» — воззвал я к Жерару телепатически и щипнул его вторично.
Он застонал совсем уж душераздирающе, и в тот же миг по моей руке заструилось что-то горячее. Через секунду капель весело забарабанила по полу.
Щучка оторопело вытаращилась на возникшую лужицу. Я отставил как можно дальше руки с притихшим бесом и застыл полнейшим истуканом, борясь с огромным желанием немедленно свернуть ему шею.
— Что же вы стоите! — пронзительно взвизгнула вдруг щучка. — Поглядите, что он делает! Убирайтесь, убирайтесь живо!
Не дожидаясь приглашения вернуться после того, как собачка погадит, я ретировался. Прытким бегом. К сожалению, мне так и не удалось напоследок встретиться с Аннушкой взглядами. И уж тем более переброситься парой фраз.
Значит, опять в «Папе Карло» будут танцевать этим вечером без нас. А какой бы мы могли стать парой! Принц и принцесса вечера. («Буратино и Мальвина!» — подсказал какой-то ехидный голосок, уж не Жераром ли внушенный? — но я раздавил его, как мерзкого паука.) А то и месяца… И тогда — романтический тур на двоих в экзотическую страну… Чертова щучка!
На улице мы оба дали волю чувствам. И хотя бес не имел возможности прибегнуть к человеческой речи, лай его был мне понятен как никогда.
