Ирка смущенно кашлянула и вернулась в комнату.
– Ну как? Выпустила пар? – шепнул Багров.
Ирка кивнула, натягивая на лицо вежливую улыбку.
Брунгильда повернулась на стуле, который даже не скрипнул, а жалобно всхлипнул.
– Девять… всего девять, а должно быть десять! Так я и знала! Это конец! – прохрипела она, потрясая пузырьком.
– Почему конец? – терпеливо спросила Ирка.
– Как ты не понимаешь? Вчера у меня было двадцать витаминок С! Я специально пересчитала! А сегодня осталось девять! Значит, я случайно выпила одиннадцать вместо десяти! Я срочно должна посмотреть в Интернете, насколько это опасно. Ну, конечно, тебе-то все равно, что бы ты ни говорила!
Ирка мягко забрала пузырек.
– Их десять!
– Девять!
– Десять. Смотрите: два шарика склеились!
Брунгильда проверила, правду ли та говорит, и только тогда согласилась успокоиться.
– А-а, значит, ложка была мокрая! Уф, у меня сердце провалилось! Ну да, вас-то, конечно, глупо грузить моими бедами!
Ирка и Матвей уже третий час сидели у будущей валькирии каменного копья и понемногу начинали звереть. Она умела заводить (и заводиться) лучше золотого ключика, круглогодично пребывала в состоянии вежливой истерики, которая была гораздо тяжелее, чем если бы она просто швырялась утюгами, потому что от него еще можно увернуться, а от вежливой истерики не спрячешься.
Валькирию, еще не знавшую, что она валькирия, звали Галиной, но все, даже родители, называли ее Брунгильда. Было ей лет двадцать пять. Круглые серые глаза, редковатые брови, нос картошкой, короткие торчащие волосы. Брунгильда была огромна, как медведица, но не толста, а именно огромна. Щекастая голова, минуя шею, упраздненную природой за ненадобностью, сидела на мощном туловище. Руки были так могучи, что могли придушить лошадь. Про ноги и говорить нечего. Это были не ноги и даже не колонны, а нечто неизвестное даже древней истории, богатой всевозможными Данаями, Златыгорками-богатыршами и прочими дамами атлетической комплекции.
Когда Багров впервые увидел ее со спины, он решил, что это мужчина-культурист, одетый в женскую кофту. Но когда она обернулась, понял, что обознался. Поначалу Брунгильда отнеслась к новым знакомым подозрительно. Как и многие москвички, она была убеждена, что столица населена толпами маньяков и единственный способ выжить – никому не верить, ни с кем не разговаривать, никому не улыбаться, никому не смотреть в глаза, и тогда, возможно, тебе дадут чуть-чуть пожить.
При всем своем богатырстве она была пуглива и женственна. При всяком шорохе вздрагивала, боялась резких звуков и острых предметов, носила шляпку со скрещивающейся ленточкой и шелковые кофточки, в ухе виднелась изящная сережка-бусина, а на запястье – браслет в виде дудочки из растягивающейся резинки.
И только когда Багров, зайдя со спины, незаметно достал трубочку от шариковой ручки и выдул на ее волосы немного заговоренного праха одесского авантюриста Бубы Садовского, человека, способного втереться в доверие даже к мумии фараона, Брунгильда преисполнилась необходимой доброжелательности и пригласила их домой.
Пока они поднимались по лестнице, Ирка незаметно толкала Матвея локтем и пилила его за некромагические штучки. Он вздыхал и неубедительно бормотал, что Буба не возражал бы и вообще все делается только «заради доброго дела для».
– Фулона этого не одобрила бы!
– Ну так и чего ж она все на нас спихнула? – резонно возразил Багров.
Постепенно действие праха начинало слабеть. Брунгильда вертела головой, поправляла волосы и явно не понимала, какая муха ее укусила, что она пригласила к себе эту юную парочку и переводит на нее зеленый чай.
Ирка поняла, что мешкать больше нельзя.
– Э-э… ну… нам нужно вам кое-что сказать! Вы должны стать валькирией! – выпалила Ирка.
К ее крайнему изумлению, Брунгильда отнеслась к предложению без удивления. Она работала гримершей на киностудии, и, следовательно, искусство было ей не чуждо.
– А-а, так вот вы откуда! Я как-то снималась в кино! Какая-то муть-баламуть про взятие Рима! Варвары лезли на стены, а женщины и дети бились с ними за пятьдесят рублей в час, – будущая валькирия смущенно облизала нижнюю губу. – Сама не знаю, что на меня нашло. В общем, я вдруг поверила, что это правда. Снесла троих тележным колесом. Отбросила от стены лестницу, по которой лезло шесть каскадеров. Ну и орали же они! Один сломал ногу, у другого смещение чего-то там…
– И чем закончилось? – спросил с интересом Багров.
– Да ничем! Меня вывели со съемочной площадки, а я устроила режиссеру истерику, потому что сорвала себе ноготь! Но им-то, конечно, начихать на это с высокой колокольни!
– Так вы согласны? Если да, я вручу вам копье, щит и шлем. А дальше в курс дела вас введет Фулона! – сказала Ирка торопливо. Ей хотелось поскорее скинуть с себя это поручение и всю связанную с ним ответственность. И так уже по углам мерещились сухонькие старушки, полные идей и предложений.
– Как вы сказали? Фулонская? – оживилась Брунгильда. – Не Эсмеральда Степановна? Кажется, кто-то из наших с ней работал. Кто она? Помреж по реквизиту? Постановщик батальных сцен?
– Ближе к батальным сценам… Нам лучше выйти на улицу. Здесь я не смогу дать вам копье! – для начертания руны Ирке нужна была земля.
Брунгильда допила чай и поднялась, отыскивая глазами ключи от машины.
– Мне как раз на работу! Все равно пришлось бы закругляться! – сказала она, радуясь, что появился повод выпроводить гостей. – Макар, можно вас попросить?
– Матвей!
– Возьмите, пожалуйста, мою сумку! Мне нельзя поднимать больше двух килограммов!
Багров выполнил просьбу.
– Взятие Рима! Ха! Лучший дубль угробили, потому что Аттила забыл снять часы. Помогавшие ему варвары через одного были в носках… Давала себе слово, что никогда больше в это не влезу! А тут валькирия! – бормотала Брунгильда на лестнице.
Оказавшись на улице, Ирка собралась идти в парк, не решаясь чертить руну на заплеванной клумбе, но Брунгильда отказалась.
– Парк будет и по дороге! Я вас подброшу. Забирайтесь!
У нее был высокий джип, праворульный, просторный, как сарай, и очень резвый. На дороге она была так же двойственна, как и в жизни. То бешено сигналила, ускорялась и проскакивала светофоры на только что зажегшийся красный, то безо всякой надобности останавливалась и начинала пропускать грузовик, появившийся в конце улицы. Наблюдая за подобным вождением, Ирка легко представляла, как она сначала отбрасывает от стены тяжеленную лестницу, а потом начинает ныть из-за ногтя.
К тому же у Брунгильды обнаружилась привычка к самоукорению.
– Ой, нехорошо поступила! Ой, «Тойоту» подрезала! Ой, обогнала! Ой, пешехода не пропустила! – причитала она всю дорогу.
