– Думаешь, ты лучше всех получился? – спросила она у Евгеши. – Ни фига подобного! Если человеку важно, как он выглядит на фотках, то всегда будет казаться на них форменным идиотом.
Чимоданов, только что показывавший Евгеше рожки, спрятал высунутый язык и посмотрел на часы, стрелками которым служили две картонные моркови, а цифрами – связки чеснока. Мистическая бабушка со своим огородом просочилась и сюда.
– Ну все! Можно понемногу валить! Через десять минут у меня конец смены! – заявил он.
– И у меня, – отозвалась Вихрова.
– А чо? Может, сходим куда-нибудь? Домой неохота. У нас сегодня общество светофоров собирается. Один мужик собрался голышом на Останкинскую башню лезть, и остальные его морально готовят… Так что, вы как? – спросил Петруччо.
Мошкин, смертельно боявшийся возвращения Кати, торопливо закивал. Ната подумала и тоже не отказалась.
* * *
Вечер прошел под знаком Чимоданова. Вначале они долго бродили по улицам, влипая в истории. Из окна проезжавшего троллейбуса в Мошкина попали скомканной бумажкой из-под мороженого. Евгеша спокойно вытер с носа сливочный след. Сутью его натуры было абсолютное миролюбие. Он скорее готов был совсем похорониться под грудой липких бумажек, чем кого-либо утрудить или обеспокоить. Зато Петя, в которого ровным счетом ничем не попадали, неожиданно возмутился, погнался за троллейбусом и отстал только метров через триста.
Пока он носился за троллейбусом, к Нате приклеился бизнесмен на длинной серебристой машине, представившийся «другом молодежи». У «друга» было милое моложавое лицо и жирные автомобильные ляжки. Мошкину неловко было прогонять его, потому что человек мог обидеться, но тут вернулся потный и злой Чимоданов, держащий в руке доску с гвоздями, которой ему так и не удалось подбить троллейбус. «Друг молодежи» поспешно ретировался.
– А чо он хотел? – спросил он.
– Да мы не поняли.
– Странная штуковина получается! Я даже когда молчу, меня все почему-то боятся! – Петруччо зашвырнул доску в кусты и минут десять шел спокойно, как приличный человек. Потом его снова потянуло на приключения.
– Спорим: до того магазина с зеленым козырьком сто шагов!
– Больше, – неосторожно ляпнул Мошкин.
– Ну спорим, да? Все, поспорили на пятьсот рублей! Забито!
– Я с тобой не спорил! – испугался Евгеша.
– Спорил-спорил-спорил! Вихрова докажет!
И Чимоданов поспешно затопал к магазину, растягивая шаги так сильно, что временами казалось, что он вот-вот сядет на шпагат. Мошкин брел за ним и, повторяя, что «он же не спорил?», переживательно грыз ногти. Справедливость восторжествовала – как спорщик ни хитрил, до магазина оказалось сто двадцать шагов.
– Ну, твоя взяла! Хорошо, что не поспорили, – великодушно сказал Петруччо.
– Как это не поспорили? Поспорили! – вознегодовал Мошкин.
– А надо было за руки браться и разбивать! Вихрова докажет!
– Ну ты же сам сказал, что поспорили!
Тот поморщился.
– Ан, ну нет! Сказал не сказал! Вот признайся: ты себе веришь больше, чем мне? Ну о чем тогда можно говорить?
Евгеша разинул рот, потрясенный неотразимой гениальностью этой фразы. Двадцать метров он тряс головой, шевелил губами, пальцами, бровями, но так и не нашелся, что возразить.
Все же Чимоданов не был законченным скрягой. Расщедрившись, он пригласил всех в азербайджанский ресторанчик, заказал один подход к общему столу и навалякал на тарелку столько еды, что на обратном пути потерял одну четверть. Затем, не обнаружив в зале свободной розетки, заперся в единственном туалете, и сорок минут никого не впускал, дожидаясь, пока у него зарядится телефон.
– Он забавный, правда? – спросил Евгеша, вздрагивая всякий раз, как кто-то начинал нервно стучать в дверь туалета, а Петруччо ржал изнутри.
– Да клоун он! Забодал! – зевнула Ната. Она нашла на соседнем столике журнальчик и от нечего делать изучала брачные объявления, сопровождая чтение комментариями.
– Красивый, богатый, ласковый, любящий животных… Хм, забыл написать, что скромный! Небось или изменщик, или брачный аферист. По мне так лучше верного хама!.. Эй, Мошкин! Куда вилкой полез?
– А что? – испугался Евгеша.
– А ничего! – заявила Ната, охотясь за скользким грибком. – Жри со своей половины тарелки!
– Но это же общая тарелка, нет? – страдающе спросил он, заметив, что Вихрова отгребла к себе самое вкусное: шашлык, яйца с майонезом и грибы, а ему оставила лишь сомнительного вида салат.
– Тарелка, может, и общая. Но ты жри там, а я здесь! Не фиг знакомить наших микробов! – отрезала она, делая атакующее движение вилкой. Спасаясь от вилки, гриб спрыгнул с тарелки под стол.
Ната приподняла край скатерти, чтобы понять, куда он закатился, но тут в туалете словно взорвался симфонический оркестр. Скрипки, виолончели, трубы, ударные – все смешалось в мгновенном, невыразимой громкости всплеске. Пластиковая дверь слетела с петель. Оттуда с воплем вырвался Чимоданов и, сбив с ног долговязого официанта, рванул на балкончик. Там он взметнулся над коваными перилами, пылавшими петуньями в длинных горшках, и прежде чем обрушиться на крыши стоявших внизу киосков, страшно крикнул:
– Валим!
Ната и Мошкин сорвались с места. Пока Евгеша, не забывший произнести: «Извините! Я же не побеспокою вас, нет?» – повторно сшибал с ног того же долговязого официанта, Вихрова хладнокровно заталкивала тарелку с недоеденной едой в большой пакет, который достала из сумки.
Они перемахнули через перила. Высота была небольшой. Может, чуть выше второго этажа. Для бывших учеников Арея не высота, а так, шуточки. За ними никто не гнался, хотя долговязый официант, упрямый, как бульдог, пытался сбросить им на головы горшок с петуньями.
Петруччо они обнаружили за станцией метро «Баррикадная». Он сидел у большой лужи и разглядывал свое всклокоченное отражение.
– Ты чего? Опух? Ты чего в туалете взорвал? – набросилась на него Вихрова.
Он плюнул в лужу, попав точно в нос своему отражению.
– Да при чем тут я? Из стены кто-то вышел! Мутный такой парень! В руке – дудка из множества трубок. Он поднес ее к губам, и я улетел вместе с дверью… Вон, весь в царапинах, как еж!
Но это было еще не все. Первая ласточка позвала и вторую: вечером того же дня ранило Мошкина.
Глава 13
Срочный вызов
Нет совсем гнева на ближнего, который был бы праведен. И, если поищешь, то найдешь, что можно и без гнева устроить хорошо. Поэтому всячески ухитряйся не подвигнуться на гнев.
Преподобный Нил Синайский
Эссиорх сидел на балконе за старым компьютером, монитор которого из опасения дождей был хитроумно упрятан под зонтом и обмотан пленкой. Блок гудел вентилятором, пережаривая пыль и случайных мошек.
