– Я тоже не всегда была такой! Про меня говорили, что я прекрасна как рассвет! Утром я ходила в поле, опускалась на колени и целовала цветы! В меня влюблялись, моего внимания искали, из-за меня дрались на дуэли! – сказала Аидушка с какой-то особенной интонацией, точно в высохших песках опять потекла река.
Вспомнив, что было время, когда он горбился только из-за крыльев, Лигул оглянулся через плечо на свою искривленную спину.
– А… ну да! Дуэль! – сказал он кисло. – Смутно припоминаю что-то такое. Один был юный друг Хоорса, а… вот кто же был другой? Неужто сам?..
– Не надо! – сжимая руки, прошептала Мамзелькина. – Это все в прошлом и никогда не вернется! С каждой новой смертью коса делает меня омерзительнее. Я гнию заживо! Пусть уродливой станет другая!
– Не потянет, – с сомнением повторил собеседник.
Аида Плаховна издала странный, похожий на всхлип звук и, отвернувшись, прислонила косу к стене. Увидев это, глава мрака с облегчением разжал пальчики и выпустил сосульку дарха.
– Привыкнет, – глухо отозвалась старушка, теряя простонародный говорок. – Своего первого старика я не могла решиться убить несколько часов, хотя он был похож на мощи и молил о смерти. Подойду и отойду. Подойду и отойду! А через неделю преспокойно косила младенцев. А вот злодеи мне почти не попадались. Среди людей их вообще нет. Даже Гитлер, в сущности, был просто воспаленный фантазиями несчастный дурак. Своего зла в нем не было ни капли.
Послышался треск. По потолку кабинета пробежала трещина. Лигул и Мамзелькина разом вскинули головы. Глава мрака побледнел, запрыгал губами, но трещина перестала расползаться и остановилась. Он вытер ладонью взмокший лоб.
– Ну-ну, Аида Плаховна, вы злоупотребляете своей незаменимостью! – с сухонькой ухмылочкой произнес он. – Брякни вы такое на земле, мне в тот же день принесли бы донос. А здесь – так и быть! Мой кабинет – территория свободных мнений.
– Вот и хорошо. Значит, договорились? Я помогаю вам с тем наследством, что оставил Арей, и с теми… э-э… фигурками, и за это получаю помощницу! Будем работать вместе, – быстро сказала старушка.
– Одной косой? – уточнил глава мрака. – Одна косит, другая в рюкзак складывает?
Глазки Мамзелькиной полыхнули.
– Нет. Мою косу можно продублировать! Есть в мире копье, которое сможет стать второй косой смерти, если изменит свою сущность!
– Какое?
– Новой валькирии каменного копья!
– Это взамен Таамаг? Разве ее уже выбрали? – хмурясь, спросил Лигул.
– Нет. Но это вопрос считаных дней! Так уж случилось, что я нашла ее немного раньше Фулоны. Но и она скоро найдет. Тут, главное, исхитриться и получить его прежде валькирии, – сказала Мамзелькина.
Лигул хмыкнул, дразня пальцем раскормленный дарх – мечту любого стража мрака со всех уголков Тартара.
– Ну хорошо! Если так, я не прочь. Мне самому будет забавно, если у вас появится… гм… помощница! Какой удар свету!.. Пожалуй, я даже помогу, – сказал он, растягивая слова.
– Как?
– Через пажа. Если не ошибаюсь, его сердце получено у мрака? – спросил глава канцелярии.
Мамзелькина вскинула черепушку. Взгляды собеседников на мгновение встретились, точно передавая из рук в руки какую-то мысль, и сразу разбежались. Старушонка смиренно опустила глазки в пол, а Лигул, напротив, горделиво возвел их к потолку, но споткнулся о трещину и тревожно поморщился.
Довольно долго они молчали, только секретарь пыхтел за шторкой. Наконец Аида Плаховна протянула воробьиную ручку и деловито загребла седьмую фигурку, с недолепленным и потому неузнаваемым лицом.
– Ну хорошо… Шестерых я знаю. А кто седьмой счастливец?
– Почему как счастливец, так сразу в мужском роде? Ай-ай-ай, Аида Плаховна! А как же девушки? Им нельзя быть счастливыми? – невинным голоском поправил Лигул.
– Это девушка?
– Я не назвал бы ее взрослой женщиной. Хотя во времена пирамид она уже играла на флейте, – еще елейнее уточнил канцелярский божок.
Глазки Мамзелькиной вспыхнули.
– На флейте? Так вы о…? Но она же в…!
Произнести слово «Эдем» Аида Плаховна не решилась и лишь перепорхнула глазками на потолок, будто та, чье имя так и не прозвучало, летала где-то среди мух.
– Да, именно там. Но уверен, Троил вернет ее.
– С какой радости? Не по нашей же просьбе?
– При чем тут просьбы? Троил идеалист, а они предсказуемы. У мрака всегда в запасе два поступка: помочь или не помочь, убить или не убить, вмешаться или не вмешаться, а у света только один.
Лигул спустился со стола, коленями встал на стул и принялся расставлять глиняные фигурки, сгибая им руки и ноги и придавая различные положения. Деревянным, из зубочистки сделанным копьем в руке у новой валькирии он поразил в живот Чимоданова, заставив орудие выглянуть у него из спины. Однако и фигурка Петруччо не осталась в долгу. Топором, зажатым в руке у Чимоданова, Лигул расколол затылок Прасковье и тотчас заставил фигурку Шилова напасть на валькирию, захлестнув ее шею сделанным из нитки кнутом.
Аида Плаховна с интересом наблюдала за этой глиняной войной.
– Разумеется, это не куклы вуду! Не стану ручаться, что битва будет протекать так, как я ее изобразил, – с сожалением сказал Лигул. – Возможно, Шилов прикончит всех или будет убит первым. Или Прасковья испепелит Чимоданова прежде, чем тот вообще вспомнит, что у него есть топор… Для нас это не имеет значения! Главное, что в этом сражении Мефодий и эта седьмая, с флейтой, против воли окажутся по разные стороны баррикад.
– Что-о? – Мамзелькина вытянула шейку.
– Самый приятный момент! Такое сражение едва ли сможет завершиться бескровно, и Меф в нем выступит против Дафны! Человек впервые в истории убьет того, кто охранял его все эти годы! Какой символ! – Лигул взял из рук у Аиды Плаховны недолепленную фигурку и сильным щелчком пальца сбил с нее голову.
Глава 3
«Свободное жулье»
Я тщеславна и хочу чего-то большего, – не меньше, чем получить царство и спасти человечество, но никогда ничего не получаю и никого не спасаю. А ведь шевелится где-то внутри мысль: чтобы свет тебя возвеличил, надо сделать что-то маленькое, пусть неприметное, но тщательно и с огромной любовью. И тогда произойдет чудо.
Из записной книжки Ирки
– Картухин! Где ваша последняя лабораторная?.. Картухин, ау!
При повторном звучании имени от сожженного кислотой стола пугливо отрывается большая голова, похожая на украшенный ушами капустный кочан. Он так тяжел, так устал сам от себя, что большую часть занятий дремлет, уткнувшись в руки и закрыв глаза.
– Лабораторная? Я думал…
– Думать – удел мыслителей! Боруха Спинозы, Блеза Паскаля и далее по списку! Ваш удел, Картухин, жалкий маленький удел, вовремя выполнять задания! Ваш курс самый бездарный за двадцать семь… нет, двадцать восемь лет моей работы на биофаке!!! Хотя я еще не на пенсии, и возможны сюрпризы! Сюрпризы!
