Другие четверо, прибывшие одновременно с ними, предпочитали держаться каждый сам по себе. Это были три парня и девушка, в руке у которой поблескивал казавшийся безобидным нож. Один из парней был похож на воинственного гнома, другой – плечистый силач с лицом сиротки и длинным шестом, который тоже оказался флейтой. Третий вызвал у Мефа неосознанную тревогу. Худой, быстрый в движениях, со сломанным, неправильно сросшимся носом. На плече, заранее готовая к замаху, лежала секира.
Дафне этот парень тоже не слишком понравился. Злой какой-то, напряженный, не ожидающий ни от кого добра. Когда человек чувствует себя нелюбимым, он и ведет себя мерзко. Ждете от меня дурного – нате вам. Довольны? А окружающим еще сложнее любить того, кто ведет себя так. Вот механизм, превращающий в изгоя. Кто-то должен остановиться первым. Или один человек, или весь мир.
– Привет! – сказала Даф, робко поднимая руку и слегка шевеля пальцами. – Хорошая погода, правда?
Девушка с ножом усмехнулась. Остальные не отозвались, не считая воинственного гнома.
– Ща дождь пойдет! – брякнул он.
На лоб ему упала тяжелая капля и побежала по щеке к подбородку. Потом еще одна. Тот удивленно вскинул голову. Небо оставалось голубым. Тучка, похожая на прилипшую ватку, висела там же, где Меф видел ее в прошлый раз.
– Не, не будет! – сказал Буслаев.
– А я говорю будет!
Стоявшего рядом с ним «гнома» продолжало заливать. На других дождь не капал.
Мало-помалу, держа оружие наготове, они подходили друг к другу. Присматривались. Обменивались короткими репликами. Отмалчивалась только девушка у рва, хотя несколько раз Мефу казалось, что она силится что-то произнести.
Немой она не была, но звуки проглатывались, сливались. Выходило что-то мучительное, что невозможно было разобрать. Наконец незнакомка бросила попытки говорить и размашисто написала что-то на влажной земле у рва.
Звали ее Прасковья. Вроде бы имя как имя, но Мефу отчего-то вспомнилось, что Прасковья – это «Праша», а «Праша» похоже на «прах». Свяжешься с ней – станешь прахом. Фамилия у парня с секирой была Шилов. Своего имени он не помнил, но мало беспокоился об этом.
Послышался лязг цепи. Подъемный мост рывком опустился до половины, замедлился и грузно оперся о каменное основание. Ворота башни открылись. К ним вышли трое.
Центр занимал сильный нестарый человек с гривой длинных, с сединой, волос. Одет он был как воин и опирался на тяжелый топор. С ним рядом улыбался легкий, изящный старец в сером плаще лесных магов. У него была красивая белая борода. С ним рядом переминался и пыхтел некто тучный, бритый, с красными губами, похожий на римского сенатора эпохи крушения империи. Тройной подбородок переходил в жирную грудь, вследствие чего шея оказалась ненужной.
При всей разности было в них нечто неуловимо общее. Самодостаточное величие. Уверенность в своих силах. Они ничего не искали. Они уже все нашли.
– Я Рекзак Монеест! – звучно произнес воин с поседевшей гривой. – Со мной Уст Дункен и Тавлеус Талорн! Мы трое – хозяева этого мира. Вы здесь, потому что мы вас позвали. А теперь запоминайте правила!
Он повернулся к тучному, и тот одним движением развернул огромный, повисший в пространстве свиток.
1. Вы в Книге Семи Дорог. В нашем мире возможно все. Даже то, что невозможно.
2. Все сказанное – сотворено. Все сотворенное – сказано. Ничего из сказанного нельзя перечеркнуть.
3. Ваши тела – временные. В этом мире реальны только мы. Назад вернется только тот, кто соберет артефактное оружие всей семерки.
4. Собрать его можно, либо убив владельца, либо получив добровольно. Но в этом случае отказавшийся от оружия навеки становится рабом нашего мира.
5. Бессмертны здесь только мы трое. Причинить нам вред нельзя.
Шилов подошел к мосту. Остановился. Прочитал.
– Значит, мы должны убить друг друга? – спокойно уточнил он.
– Да. Либо он отдаст оружие добровольно, – откликнулся «сенатор». Голос звучал высоко, как у евнуха.
– И тогда к нам вернется память?
– К одному из семи. Рабам и мертвым она не нужна, – любезно поправил белобородый.
– А если просто отобрать? У спящего или оглушенного?
– Нет. Связь оружия и его владельца не разрушится. Только отречение или смерть.
– А пятый пункт в силе? Ну про ваше бессмертие? – Шилов неприметно повернулся левым боком и выставил вперед ногу.
Ответить ему никто не успел. Секира запела женским голосом, потом взвизгнула. Воин с седой гривой вскинул лицо. Она перестала визжать и вильнула, наткнувшись на что-то невидимое. Не коснувшись лба, заскулила и, метнувшись к ноге Шилова, едва не раздробив ему ступню. Шилов моргнул и, вовремя убрав ногу, атаковал повторно. Секирой он работал блестяще. Не вкладывался, атакуя одной тяжестью оружия. Предугадать атаки было сложно – все шли под неожиданными углами. Первая в шею, вторая в подмышку, хотя атаковал как будто руку, третья – по ноге. Казалось, владелец дает оружию полную волю, но вместе с тем ни на миг не теряет контроля над ним.
Рекзак Монеест, Уст Дункен и Тавлеус Талорн наблюдали за попытками Шилова причинить им вред с вежливой скукой. Первым надоело Уст Дункену. Белобородый старец отмахнулся, как от комара, и Шилов покатился по земле.
– Можешь попытаться еще раз. Уже не его, а меня! – предложил Дункен.
– Да нет! – откликнулся Шилов, вставая с земли. – Зачем? И так все ясно.
Он повернулся, точно сдаваясь, равнодушно потянул с земли секиру, а уже через мгновение она, описав полукруг, попыталась сбрить голову стоявшему в стороне «сенатору». И снова отлетела, чудом не оставив без головы самого нападающего. Шилов улыбнулся, принося извинения. Его гибкое лицо приняло сожалеющее выражение человека, случайно сделавшего небольшую глупость.
– Должен же я был убедиться? Значит, других убивать можно, а вас нельзя! Здорово! Я все понял! – сказал он.
– Сколько времени у нас в запасе? – спросил задиристый гном, представившийся недавно как Петруччо.
Тавлеус Талорн оглянулся на спутников.
– Сколько угодно! – пискляво ответил он. – Мы вышвырнули души ваших предшественников – стражей мрака и света, чтобы взять сюда вас! Это они передали вам артефакты! Больше их нет! Не подведите нас, чтобы мы не пожалели! Подарите нам зрелище, а хлеб мы подарим себе сами!
Дафна вышагнула вперед и снова заметила, что ее рука словно сама собой потянулась вверх. Блин-блин-блин! Опять этот жест отличницы! Где она его подцепила? Покусали ее, что ли?
– Вопрос можно? Зачем вам это все? – выпалила она.
Тавлеус Талорн покосился на седогривого воина.
– А правда? Зачем нам это все?
– Нам это весело, – ухмыляясь, ответил Рекзак Монеест.
