Четверо полочан свалились, крича от боли и истекая кровью, остальные попятились.
Враги, тяжело дыша, замерли друг против друга на удалении пяти шагов. Стрельцам не имело смысла наступать: стоит им выйти из межвратного пространства в любую сторону, как на открытом месте их тут же расстреляют со стены. Литвины тоже отлично понимали, что загнали русских в смертельную ловушку. Однако им не улыбалось класть головы в рукопашной схватке. Куда проще подождать, пока к воротам прибегут стрелки и перебьют врага с безопасного удаления.
– Господи, прими душу грешных рабов твоих… – начали молиться воины, осознав близкую неминуемую смерть.
Басарга крутил головой и жевал губу, отчаянно пытаясь найти выход из безнадежной ситуации. В толпе горожан уже замелькали стволы…
И тут на русской стороне рва оглушительно, до боли в ушах, рявкнули пушки. Стена хрустнула и застонала, литвины посыпались с нее, как горох. Им стало не до стрельбы, и Басарга заорал:
– Уходим! Раненых подбирайте! Всех, кто дышит!
Дважды повторять не понадобилось: полусотня шарахнулась назад, побежала к мосту. Иные драпали со всех ног, другие были внимательнее и, увидев шевелящихся сотоварищей, наклонялись, хватали за ворот, волокли за собой. С дальней башни в них пустили несколько стрел, пальнули аркебузами, но сбить с ног смогли только одного воина – того сразу схватил под руки Басарга и, пятясь, поволок за собой. Последние полтораста шагов – и подьячий, наконец, смог с облегчением выпрямиться: сюда литвины уже не достреливали.
– Раненых никому не отдавать! – громко приказал боярин Леонтьев. – К кресту монастыря Чудова несите! Там братия умелая, они лучше всех и перевяжут, и лубки примотают. Слышите меня? Всех уязвленных литвинами несите за мной!
Стрельцы спорить не стали, под руки и за ноги понесли тяжелораненых к походной церкви. Пострадавшие легко шли сами.
– Сынок! – подбежав, обнял его отец. – А я уж, грешным делом…
– Не откована еще та сабля, чтобы голову боярину Леонтьеву снесла! – пошутил Басарга, вспомнив услышанные где-то слова. – Прости, батюшка, служба…
Вскоре в крайней из юрт заполыхал костер, и на ковры легли первые семеро раненых
[39]
. Басарга от походной церкви более не отходил, хорошо понимая, с какой целью Иоанн приказал привезти сюда святыню и в чем ныне состоит его долг. За происходящим у крепости он наблюдал издалека. Как, впрочем, и вся остальная русская армия, и подошедшая на помощь Полоцку армия литовская. Нападать на царские рати гетман Радзивилл Черный
[40]
побоялся, держал свои войска на безопасном удалении.
По стенам крепости тем временем работал Большой наряд. Полтораста пушек грохотали непрерывно, днем и ночью, выбрасывая ядра весом от сорока пудов большие и по полпуда маленькие, ядра каленые и каменные, ядра разрывные и картечные.
Спустя три дня восточная стена города стала просто рассыпаться, роняя горящие бревна на лед рва и в самый Полоцк, тут и там образовались огромные проломы длиною в сотни саженей. Через проломы наружу, в русский лагерь, побежали жители. Им навстречу ринулись полки князей Овчинина и Хворостинина, в полыхающем городе завязалась жестокая сеча.
Боярин Леонтьев с побратимами и холопами тоже побежали туда. Лошади отказывались идти в пламя, и потому служивым людям пришлось вытаскивать раненых на руках, вслед за ратями двигаясь по улицам в нестерпимом жаре, между горящими домами. Подобранных с земли людей они тащили через вал и ров, укладывали на телеги – а там уже монахи увозили несчастных к походной церкви, перекладывали в юрты.
Спустя несколько часов сечи русские отряды покатились назад: остатки полоцкой рати заперлись в городском замке. Оставшись без врага, бояре и стрельцы почувствовали, что в огне – жарко.
В сражении за город наступил перерыв, быстро превратившийся в общий пир: перебежавшие из города полочане показали православной рати тайники с едой, питьем и прочими припасами, сделанные по приказу короля Сигизмунда в окрестных лесах на случай войны.
Отдыхали рати два дня. За это время город окончательно выгорел, и пушкари стали продвигать свои орудия вперед, к замку. Перед еще целыми стенами были выставлены новые туры, в них заведены пищали и тюфяки, и с десятого февраля пушки загрохотали снова. Четырнадцатого февраля стены замка тоже начали рушиться. На следующий день из груды развалин, в которые превратились укрепления, вышла процессия: монахи несли над собой хоругви и иконы, пели молитвы. Большой наряд немедленно прекратил стрельбу, и крестный ход благополучно добрался до царской ставки.
Это был полоцкий епископ Арсений. Он пришел сказать, что город сдается на милость победителя.
Русский лагерь взорвался криками радости, прикрывающие Большой наряд стрельцы, более ничего не опасаясь, стали выбираться из-за туров. Литовцы, получив от вернувшегося монаха известие о том, что капитуляция принята, медленно выходили из города на поле перед разрушенной крепостью и строились в полки, как подобает настоящим воинам. Как видел от походной церкви Басарга, они вышли с оружием и знаменами. Защитников уцелело немногим более тысячи человек, и выглядели литвины ужасающе: в обгоревшей одежде, многие в крови, и стояли, опираясь друг на друга.
К полочанам выехал в сопровождении воевод Иоанн, проехал вдоль строя. Поднялся на стременах, громко объявил:
– Восхищен мужеством вашим, храбрые воины! Целых десять дней сопротивлялись вы рати русской, силе православной, воле царской! Мало кто в мире на такую отвагу и крепость духа способен! В знак уважения готов я каждого из вас наградить великой честью и в свое войско ныне же взять, без промедления. Без унижения, по тому же обычаю, по коему прочие бояре и стрельцы мне служат!
Государь опустился в седло. Давая литовским ратникам время подумать, проехал вдоль строя до конца, вернулся обратно, натянул поводья:
– Есть среди вас те, кто желает вернуться обратно, на службу королю польскому и литовскому Сигизмунду?! Выходите, передо мной встаньте!
Полочане зашевелились. Из рядов вышел один, другой, третий, четвертый… Басарге даже показалось, что от неожиданной удачи откажутся все сдавшиеся литовцы – но вскорости шевеление прекратилось. Предложение стать русскими витязями и подданными Иоанна не приняла почти половина пленников.
– Вас за храбрость награждаю шубами со своего плеча, – щедро объявил царь. – Берите дар мой и ныне же можете возвращаться к брату моему, королю Сигизмунду. Остальным же повелеваю в книги разрядные записаться для получения жалованья ратного и назначения на место службы.
Иоанн поворотил коня и поскакал к походному храму.
К строю литовских пленников выкатились сани, слуги из дворцового приказа стали раздавать подарки, кутая в дорогие шубы замерзших и истерзанных врагов.
