— Потому что он взял и исчез, и вдруг сразу всплыло какое-то старое правило, которое позволило вам вернуться в строй, сержант, — сказала Полли. — Вот почему я задаю занятные вопросы.
— Ха! Нет никакого правила. Во всяком случае, такого точно нет, — ответил Джекрам, болтая ногами в воде. — Но руперты никогда не читают устав, если только не ищут повода тебя вздернуть. Поэтому ничто мне не грозило. А Страппи напугался до чертиков, ты же видел.
— Да, но он мог бы удрать и попозже, — сказала Полли. — Страппи не дурак. Сбежать посреди ночи? Наверное, ему было чего бояться.
— А у тебя мозги что надо, Перкс, — весело заметил Джекрам. У Полли снова возникло отчетливое ощущение, что сержант забавляется. Она вспомнила, каким довольным он казался, когда они заспорили насчет мундира. Джекрам никого не изводил, как Страппи, и был почти по-отечески заботлив с Игориной и Гум, но, общаясь с Полли, Маладиктом и Холтер, постоянно «давил», как будто ожидая сдачи.
— Да, они работают, — согласилась Полли.
— У меня с ним был небольшой тут-а-тет. Очень тихо. Я объяснил капралу, что бывают разные неприятности, когда сталкиваешься с тяготами войны, так сказать, вызави.
— Например, можно проснуться с перерезанным горлом?
— Бывало и такое, — невинно ответил Джекрам. — Знаешь, парень, однажды из тебя получится чертовски славный сержант. Смотреть и слышать умеет каждый дурак, но ты еще и работаешь головой, чтобы во всем разобраться.
— Я не хочу быть сержантом! Я всего лишь хочу сделать дело и вернуться домой! — яростно возразила Полли.
— Да-да, когда-то я тоже так говорил, — Джекрам ухмыльнулся. — Перкс, мне не нужны никакие клик-клак-башни. Не нужны разные там газеты. Сержант Джекрам и так знает, что творится. Он разговаривает с теми, кто приходит с войны. С теми, кто не станет говорить больше ни с кем. Я знаю побольше руперта, хоть ему и приходят письма из штаба, которые так его тревожат. Никто не откажется побалакать с сержантом Джекрамом. И он в своем здоровом котелке все это переваривает. Да, сержант Джекрам знает, что творится.
— И что же, сержант? — лукаво спросила Полли.
Джекрам ответил не сразу. Он с ворчанием наклонился и почесал ступню. Ржавый шиллинг на шнурке, до сих пор висевший поверх жилета, качнулся вперед. Но Полли увидела и кое-что еще. На мгновение из-за ворота выскользнуло нечто золотое, овальное, на цепочке, и блеснуло в солнечном свете. Джекрам выпрямился, и мимолетное видение исчезло.
— Это чертовски странная война, парень, — сказал он. — Правду говорят, что с нами дерутся не только злобенцы. Говорят, в округе появились такие мундиры, каких раньше и не видели. Мы за эти годы напинали немало чужих задниц. Наверное, соседи наконец сплотились, и настала наша очередь. Но сейчас, как я понимаю, они завязли. Они взяли цитадель. Ну, допустим. Теперь им придется ее удерживать. Меж тем приближается зима. Вся эта публика из Анк-Морпорка и еще черт-те откуда застряла далеко от дома. У нас еще есть шанс. Особенно сейчас, когда князь твердо вознамерился найти парнишку, который вдарил ему по фамильным ценностям. Он зол. Значит, он будет делать ошибки.
— Сержант, я думаю…
— Рад за тебя, рядовой Перкс, — сказал Джекрам, вновь становясь сержантом. — А я думаю, что сначала ты обиходишь руперта и вздремнешь, а потом мы с тобой поучим парней обращаться с оружием. Рано или поздно юному Гуму придется пустить в ход меч, который пока что болтается у него на поясе. Ступай.
Лейтенант Блуз сидел, прислонившись спиной к скале, и ел баланду. Игорина складывала инструменты. Ухо у Блуза было перевязано.
— Все в порядке, сэр? — спросила Полли. — Простите, что я…
— Я все понимаю, Перкс, ты должен стоять в дозоре, как и остальные «ребята», — сказал Блуз, и Полли отчетливо услышала кавычки. — Я поспал и набрался сил. Кровотечение остановилось… и, признаюсь, меня перестало трясти. Тем не менее мне все-таки нужно побриться.
— Вы хотите, чтоб я вас побрил? — уточнила Полли, и у нее сжалось сердце.
— Я должен подавать пример, Перкс. Вынужден отметить, вы, «ребята», стараетесь так, что мне просто стыдно. Лица у вас гладкие, как «детская попка».
— Да, сэр. — Полли вытащила бритвенные принадлежности и зашагала к костру, на котором кипел чайник. Почти все дремали — только Маладикт сидел, скрестив ноги, у огня и что-то делал со своим кивером.
— Я слышал, что случилось вчера с пленным, — сказал он, не глядя на Полли. — По-моему, наш ЛТ не продержится долго. А ты как думаешь?
— Кто-кто?
— Лейтенант. Боюсь, с Блузом произойдет какой-нибудь несчастный случай. Джекрам считает, что он опасен.
— Блуз учится. Как и мы.
— Да, но ЛТ должен знать, что делать. Как по-твоему, он знает?
— Джекрам тоже застрял, — заметила Полли, доливая чайник холодной водой. — Думаю, нам просто нужно продолжать в том же духе.
— Если еще осталось, к чему стремиться, — заметил Маладикт, рассматривая кивер. — Что скажешь?
Сбоку, рядом с пачкой сигарет, мелком было написано: «Рожден, чтобы умереть».
— Очень… индивидуально, — сказала Полли. — А зачем ты куришь? Это… как-то не очень по-вампирски.
— А я и не должен быть очень вампиром, — напомнил Маладикт, дрожащей рукой зажигая спичку. — Мне нужно что-то втягивать. Я на грани. Без кофе меня трясет. И в лесу становится еще хуже.
— Но ты же вамп…
— Да, да, будь это склеп — никаких проблем. Но в лесу кажется, что я окружен сотнями заостренных колов. Мне больно. Это все равно что раз за разом превращаться в летучую мышь! Я слышу голоса и покрываюсь потом…
Маникль застонала во сне.
— Ш-ш, — сказала Полли. — Так не бывает, — продолжала она шепотом. — Ты же сказал, что держался два года.
— В смысле, не пил кр… кр… кровь? — спросил Маладикт. — А при чем тут кровь? Я говорю про кофе, черт возьми.
— У нас полно чая… — начала Полли.
— Ты не понимаешь! Дело в… желании. Нельзя перестать желать. Ты просто переключаешься на что-нибудь другое. На то, что не вызывает у людей охоту превратить тебя в кебаб. Мне необходим кофе!
«Почему я? — подумала Полли. — У меня что, на лбу написано „Поведайте мне свои печали?“»
— Я попробую что-нибудь придумать, — сказала она и поспешно наполнила кружку.
Полли заторопилась обратно, усадила Блуза на камень, взбила пену и принялась точить бритву, намереваясь тянуть время как можно дольше. Когда лейтенант нетерпеливо кашлянул, она заняла позицию, занесла бритву и помолилась…
…но не Нуггану. Она перестала молиться Нуггану, когда умерла мать…
А потом через поляну промчалась Тьют, выкрикивая шепотом:
— На дороге люди!
Блуз чуть не лишился второго уха.
