— Какие?
— Не разыгрывай святошу, — сказала Грация. — «Что такая девушка, как ты, делает в этом месте?», ну и так далее. Тебе нас жалко, да? По крайней мере, если мы нарвемся на грубияна, снаружи сидит Гарри, а когда он закончит, мы пожалуемся полковнику, и нахал отправится на губу.
— Да, — подтвердила Талия. — Ей-богу, в пределах двадцати пяти миль наш бардак — самое безопасное место. Старуха Дави не такая уж злюка. Мы откладываем денежки, нас кормят и не бьют — в общем, наша хозяйка лучше, чем иной муж. Ну и потом, нельзя же в такое время быть одной.
Джекрам смирился с Блузом, потому что отряд не может без офицера, подумала Полли. Если солдаты теряют командира, на его место становится следующий. Женщине всегда недостает мужчины, тогда как мужчина сам себе господин. Штаны — вот в чем секрет. Штаны и пара носков. Я даже и не думала, что все будет именно так. Достаточно надеть штаны, чтобы мир изменился. В штанах мы по-другому ходим. По-другому ведем себя. Я смотрю на этих девушек и думаю: «Дуры! Наденьте штаны!»
— Не могли бы вы раздеться… пожалуйста, — попросила Полли. — Нам некогда.
— О, узнаю «Тудой-сюдой», — сказала Грация, сбрасывая платье. — Следи за сырами, Талька!
— Э… а что тут такого, если мы из «Тудой-сюдой»? — поинтересовалась Полли. Она делала вид, что расстегивает мундир, и одновременно жалела, что ей некому помолиться, чтобы поскорей раздался свисток.
— Потому что вы, парни, всегда переходите прямо к делу, — сказала Грация.
Возможно, кто-то наверху все-таки слушал Полли. Послышался свист.
Полли схватила одежду в охапку и выбежала, не обращая внимания на крики за спиной. Она столкнулась с Маникль, перескочила через стонущего на полу Гарри, увидела сержанта Джекрама, который распахнул для них полог, и вылетела в темноту.
— Сюда! — прошипел сержант, ухватил Полли на бегу за ворот и развернул кругом. — И ты, Маникль! Живей!
Он взлетел по склону оврага, точь-в-точь воздушный шарик, гонимый ветром. Полли и Маникль карабкались следом. У Джекрама были полные руки одежды, которая извивалась и трепыхалась, как живая. Наверху рос кустарник высотой по колено — опасная штука в темноте. Спотыкаясь, они лезли через заросли, пока не достигли густого подлеска. Там сержант снова схватил обеих за воротники и толкнул в кусты. Отсюда крики и вопли в лагере звучали гораздо тише.
— Не шуметь, парни, — прошептал Джекрам. — Здесь кругом патрули.
— Они нас найдут, — сказала Полли. Маникль тяжело дышала.
— А вот и нет, — ответил сержант. — Во-первых, они сразу побегут на крик, это же есте… ну вот, так и есть.
Полли услышала вдалеке вопли.
— Ну и дураки. Вместо того чтобы охранять границу лагеря, бегут на шум. И более того, на свет, так что к черту ночное зрение. Будь я их сержантом, ух и дерку бы я им устроил. Пошли.
Он встал и помог Маникль подняться.
— Ты в порядке?
— Какая гадость, сержант! Одна из них взяла меня за… за носки!
— Да уж конечно, тебе это внове, — заметил Джекрам. — Однако вы отлично справились, парни. А теперь идем тихо и аккуратно, и никаких разговоров, пока я не разрешу, поняли?
Они лезли через заросли еще минут десять, обходя лагерь по краю. Они слышали патрули и видели солдат на верхушках холмов, когда взошла луна, но тут до Полли дошло: каким бы громким ни был переполох, он составлял лишь часть неимоверной разноголосицы военного лагеря. Стоявшие поодаль патрули скорее всего даже не слышали криков — или просто не искали неприятностей.
Полли услышала, как Джекрам в темноте глубоко вздохнул.
— Ладно, мы отошли достаточно. Отличная работа, ребята. Теперь вы настоящие Сырцееды.
— Гарри валялся там без сознания, — вспомнила Полли. — Вы его ударили?
— Я, положим, толстяк, — сказал Джекрам. — Все думают, что толстяки не умеют драться. Толстяки такие смешные ребята! Так вот, люди ошибаются. Я врезал Гарри по горлу.
— Сержант! — в ужасе воскликнула Маникль.
— Что? Что такого? Он бросился на меня с дубинкой!
— С какой стати, сержант? — спросила Полли.
— А ты быстро соображаешь. Ладно, ладно, признаю, я тихонько угомонил мадам, но ведь я-то знал, что она подсунула мне стакан с сонными каплями, черт возьми.
— Вы ударили женщину, сержант? — уточнила Полли.
— Да! Может быть, когда она проснется в одном корсете, то в следующий раз задумается, прежде чем тырить денежки у бедного пьяного толстяка, который заглянул на огонек, — прорычал Джекрам. — Если бы она сделала, чего хотела, я бы сейчас валялся в канаве без подштанников и с адской головной болью. А если бы вы сдуру пожаловались офицеру, она бы поклялась всеми святыми, что я приперся без гроша, пьяный и начал буянить. И полковнику было бы плевать: сержант должен быть идиотом, чтобы вот так попасться. Уж я-то знаю. Я за вами присматриваю, ребята… — В темноте что-то звякнуло. — Ну и несколько лишних долларов не помешают.
— Сержант, неужели вы ее обокрали? — спросила Полли.
— Ну да. А заодно прихватил полную охапку шмоток.
— И хорошо, — энергично заявила Маникль. — Это дурное место.
— В любом случае я в основном забрал свое же, — сказал Джекрам. — Сегодня, кажется, дела шли плоховато.
— Но это же плата за разврат! — сказала Полли и тут же почувствовала себя полной дурой.
— Нет, — возразил Джекрам. — Раньше это была плата за разврат, а теперь — деньги, добытые обыкновенной кражей. Жизнь становится намного проще, если называть вещи своими именами.
Полли радовалась, что ни у кого нет зеркальца. Лучшее, что можно было сказать о добытой одежде, — так это что она прикрывала наготу. Но ведь шла война, и у людей редко появлялись обновки. И все-таки отряд чувствовал себя неловко, непонятно почему. Они посмотрели друг на друга при свете морозного утра и смущенно захихикали. Ничего себе, подумала Полли. Только посмотрите, мы нарядились женщинами!
Как странно, именно Игорина выглядела как положено. Забрав ранец, она скрылась среди развалин. В течение десяти минут отряд прислушивался к разнообразным «ой» и «ох», а потом Игорина вернулась — с густыми волосами длиной до плеч. Лицо у нее стало правильной формы, привычные шишки и бугры исчезли, а швы на лбу съежились и исчезли прямо на глазах у изумленной Полли.
— Тебе не больно? — спросила она.
— Немножко жжет, — признала Игорина. — Но главное — сноровка. Ну и особое снадобье, конечно.
— А почему у тебя теперь на щеке шрам? — спросила Холтер. — И ты убрала не все швы…
Игорина скромно опустила глаза. Она даже перешила одно из платьев, присборив юбку, и походила на молодую служанку из пивного погребка. При взгляде на нее так и хотелось попросить свежий кренделек.
