За то время, пока Полисей странствовал в поисках выхода из создавшегося положения, он от безысходности (и чтобы не потерять навыки) пытался провести опрос деревьев, в частности, ясеня, тополя, осины и дуба. Но, как и следовало ожидать, деревья проявили солидарную с аборигенами линию поведения: ясень не ответил ему, качая головой (!), тополь забросал его осиновой (!) листвой, а дуб просто тупо молчал, как партизан на допросе. И вот сейчас, на вершине скалы, ему пришла идиотская, на первый взгляд, идея – опросить шелестевший в кронах этих диких деревьев этого дикого края ветер.
«Если и это не поможет, сброшусь вместе с конём!» – отчаянно подумал королевич и набрал в лёгкие побольше воздуха.
– Ветер, ветер, ты силён! Ты срываешь листья с крон! – заголосил королевич Полисей нараспев. – Где попало ты летаешь! Сто пудов – дорогу знаешь! Лишь одно хочу спросить: как от леса «откосить»?
Королевич замолчал и прислушался к свисту ветра: насвистит что-нибудь или опять «порожняк»?
– Вах, какой кароша песня! Я утронут, серца тресни! – разобрал королевич в тугих порывах не менее странный ответ. – Слюхэй, голова с рогами! Таксу знаешь? Едем с нами!
– Ветер, ветер, что за бред?! Ты мне просто дай совет! – сделал Полисей ещё одну попытку «достучаться до небес».
– Слюхэй, хвати римфоват! Выгляди наверх, твой мат! – уже немного раздражённо просвистело королевичу в ответ.
Полисей и Искалибур задрали лицо с мордой к зениту и чуть со скалы не спрыгнули. Над головой у них завис, угадайте что?
Летучий корабль?
Нет!
НЛО?
Нет!
Ковёр-самолёт?
Не-а!
И даже не палас-вертолёт.
Заинтригованы?
Ладно, не буду вас мучить. Над головой королевича замер неподвижным монолитом обычный воздушный шар. Неожиданно, да? Я и сам в шоке!
Но это для нас шар хоть и неожиданный, но «обычный», ведь для того стародавнего времени обычным делом были ступы, ковры, мётлы, ядра, ручные драконы, крылатые вараны-тримараны и т. п. А вот воздушный шар был чрезвычайно редким средством воздухоплавания, доступным только продвинутым богачам и кустарным самодельцам-любителям. Потому и попятились от неожиданности Полисей и его конь, но, (на то они и бывалые вояки) быстро взяв себя кто в руки, а кто в копыта, запрыгнул один на другого и, выхватив из ножен то ли «Бацифала», то ли «Банифаца», короче, меч с труднопроизносимым названием, ринулись на «неведому летаюшу зверушку».
– Стой, дарагой, да! – закричал ему из гондолы свистящим голосом ветра мужик в тюрбане. – Не руби мою бизинес, да! У моя семья, да! Тринацать с половиной дети, да!
Непонятно, что остановило королевича, удержало от битвы с шарообразным «монстром» – вид испуганного человека с обильно забинтованной головой или его «тринадцать с половиной детей», но Полисей угомонился.
– Ты, чьих будешь управляющий монстром? – устроил королевич уже немного подзабытый и оттого сладостный слуху опрос живого Че-Ло-Ве-Ка. – Вреден ли монстр для людей? Чем монстр питается? Откуда путь держишь? Куда направляешься? Какое сегодня число и день недели?
Есть выпить? И последний вопрос: сможешь ли на своём монстре доставить нас с Искалибуром до ближайшего города, а? Искалибур, если ты не понял, это мой конь.
– Вах, кому тебя туда-сюда угораздил! Вах, вах! – жалостливо «повахал» «управляющий монстром», бросил королевичу бурдюк с аракой и спустил верёвочную лестницу. – Залэзывай, дарагой!
Королевич, отведав жгучего напитка, крякнул весело, как давеча тот старик-абориген, дал немного коню «для сугреву» и, взобравшись в гондолу, протянул руку лошади.
– С одной чаловэка дэсят дирахман, с животной двацыть, – указал таксу воздухоплаватель, когда королевич уже втащил лошадь на «борт».
– Пятнадцать за двоих! – попробовал поторговаться Полисей.
– Нэт! Трыцат и точ-в-точко! – покачал тюрбаном мужик. – Дарага кальян послэ абеды.
Хоть и заламывал цену этот воздухоплаватель, а выбирать не приходилось. Да и лошадь назад спускать смерть как неохота было.
– По рукам! – закончил торги рыцарь.
«Тюрбан» улыбнулся, потом сказал «Поюхалы!» и махнул рукой.
* * *
Иван Царевич всё ходил вокруг да около спящей красавицы, никак не решаясь на спасительный, но весьма сомнительный поцелуй.
Очередной комар, опрометчиво залетевший через открытое Иваном окно посмотреть, есть ли потенциальные доноры, был автоматически словлен им длинным и липким языком, разжёван и без тени отвращения проглочен. Царевича этот фокус с языком даже стал забавлять, немного отвлекая от грустных мыслей. Однако, поняв, что вкус насекомых становится с каждым разом ему всё приятнее, Царевич всё же решил, во что бы то ни стало, поцеловать девушку.
– Извините, сударыня, если что не так, – склонившись, прошептал он на ушко девице. – К этому поцелую как никогда подходит слово взаимовыручка. Вы меня выручите, а вдруг и я вас расколдую, – Иван оглядел стоявшую, лежавшую, сидевшую вокруг аристократию и двух знакомых плебеев, – и этих вот, всех, заодно. надеюсь.
Принцесса ничего не сказала.
Молчание – знак согласия, подумал Царевич и впился своим лягушачьим ртом (фу, гадость!) в нежные девичьи губы.
Батюшки! Что тут началось?!
Заклятье на заклятье, проклятье на проклятье, порча на порчу, сглазу на сглаз (или что в этом роде). Замок зашатало как карточный домик. Труха откуда-то посыпалась, опилки, солома, в воздухе закружился пух и чей-то дурнопахнущий прах.
Царевич уже и не рад поцелую. Старается оторваться, а тщетно – присосало к принцессе. Тут – откуда ни возьмись – лихорадочно затрясла Ивана с принцессой турбулентность окаянная, словно сквозь них электроразряд молнии прошёл.
А может, так и было, может, и молния долбанула! Потому как запахло гарью. Иван в присосанном состоянии зыркает по сторонам, материт себя мысленно за самоуправство и тут случайно глянул на девушку.
Ёшки-матрёшки! Она глаза открыла и ещё невидящим спросонья взором вглядывается в лягушачью физиономию Царевича. Иван ей руками глаза попытался закрыть, чтобы облика она его заколдованного не увидела. Глядь! Руки-то у него человеческие – натруженные, мозолистые с нормальными, только не стрижеными, ногтями.
Обрадовался Царевич такой перемене и насилу оторвался от сладких губ девичьих (ещё бы: и вкусно, и необычно, и бодряще).
Как только отпустило Ивана поцелуйное наваждение, грохот, шум и тарарам прекратились, а вокруг словно светлее стало. Фигуры недвижимые начали потихоньку оттаивать и первыми из первых в исходное состояние вернулись недавно ушедшие в «столбняк» Василевс и Сероволк. Видимо, короткий срок пребывания в так называемом «сне» практически не повлиял на их самочувствие и мировосприятие.
