С этого дня внутренний мир самодержца стал медленно но верно гармонизироваться с окружающим миром, а жизнь в тридевятом (по последнему рейтингу иноземной политико-деловой многотиражки «Форбпирус» почти уже тривосьмом) государстве стала также, незаметно для невооружённого интеллектом глаза, меняться.
* * *
«Может всё-таки бросить его, – сквозила в опалённой голове королевича, искоса поглядывавшего на безжизненно свисавшего с коня Ихтиандро, шальная мысль. – Всё равно ведь, бедолага, не жилец, да и птиц можно будет отвлечь ненадолго».
Дело в том, что некоторое время назад к их незадачливому трио, уже несколько раз натыкавшемуся на обглоданные скелеты диких дромадёров (королевич до сих пор наивно думал что это «искалеченные лошади») неведомо откуда присоединилась ещё одна неординарная парочка – два ободранных, тощих, но весьма настырных грифа, которые больше всего нервировали итак ослабшего духом Искалибура.
Падкие на всякую падаль падальщики (фу, какая отвратительная тавтология), случайно наткнувшиеся в безжизненной местности на почти издохшую, правда, ещё чудом передвигавшуюся пищу, сразу застолбили все три блюда за своими пернатыми персонами и, без устали наматывая круги над головами, безнадёжно ковылявших по пустыне путников, терпеливо ожидали заветного обеденного часа. А ждать эти общипанные хлопцы могли ой как долго.
Но, несмотря ни на что, Полисей всё никак не решался отделаться от чешуйчатой обузы. Видимо, иммунитет на благородство, эту старорыцарскую болезнь, у него за прошедшие годы до сих пор не выработался. От этого шансы на сытный обед из трёх порций, у грифов увеличивались в разы.
– Всё, алес и капут! – огорошил спутников королевич, увидев на своём пути скирду сена, прикрытую сверху перевёрнутым казаном. Такой идиотский мираж, справедливо рассудил он, мог примерещиться аккурат на последнем этапе перед полным отключением провяленного мозга и, само собой разумеющейся, погибелью. – Как говорится: сено-солома, кто в лес, кто на сенокос.
– Командир, брось меня, – прошептал в сотый раз, в горячечном бреду Ихтиандро. – Уплывай к нашим, я прикрою. Позаботься о Мормышке.
– Тьфу, ты! – тоже в сотый раз, попытался сплюнуть королевич, но слюны во рту даже близко не было. – Хорошо хоть в атаку не зовёт.
Искалибур, увидев копну, тоже сначала не поверил своим глазам, а потом, видя, что мираж не рассеивается, поковылял к пище. Поняв, что конь хочет отведать сена, Полисей, зная, чем это может грозить обезвоженному организму животного, попытался предостеречь последнего возгласом следующего содержания.
– Искалибур, фу-у, нельзя! – крикнул он ушедшему вперёд коню. – Поперхнёшься сушняком или заворот кишок будет! Не ешь, хуже будет!
Конь оглянулся на хозяина, прочитавшего в его взгляде отчаянный возглас «куда уж хуже!» и ухватил зубами добрый пучок сена.
– Кто зде-есь?! – внезапно разнёсся по округе полный боли голос, и разносился он, по всей видимости, из этого самого стога сена. – Я во второй и последний раз спрашиваю, кто здесь на неприятности нарывается?!
Выпустив изо рта так и не оторванный от скирды пучок сена, Искалибур (и откуда только опять силы взялись), встал на дыбы, сбросив с себя бредившего морскими баталиями Ихтиандро мордой в песок, и в несколько прыжков оказался за самым ближним и самым верным укрытием – за спиной королевича. (Не смейтесь, раньше он был отважным боевым конём, но события последних дней, или недель, конь уже не помнил, которые они с хозяином провели на грани жизни и смерти и неизвестность перед новой напастью, вновь сыграли с ним злую шутку, вторижды за всю карьеру заставив его спрятаться за спиной господина).
– Ну-ну, спокойней, – похлопал кравшегося за спиной коня, Полисей, по, тяжело дышавшей над ухом, морде. – Сейчас разберёмся, кто тут обитает, кто тут балует и кто пугает.
Проследив, как быстро смотались из поля видимости прозорливые грифы, рыцарь не знал как расценивать этот знак: либо гибелью, а, соответственно и падалью, здесь не пахнет, либо есть возможность пострадать всем в окрестностях – поэтому, аккуратно, без лишнего шума, обнажил клинок с замысловатым прозвищем и приблизился к скирде.
С обнажённым мечом и боевым конём, прикрывавшим тылы (давайте пожалеем доброе имя Искалибура и назовём это так), королевич всё ещё представлял серьёзную опасность для любого обитателя этой пустыни, пусть даже эта огромная скирда была бы сама тем грозно говорящим противником.
Чувствуя это своё призрачное превосходство, Полисей остановился невдалеке от необычного препятствия, решив для начала всё же испробовать свои не ахти какие дипломатические навыки.
– Слушай меня внимательно тот, кто внутри стога! – уверенно и даже дерзко крикнул скирде Полисей. – Значит так! Ежели ты добрый молодец, и тебе жизнь дорога, – будь мне оруженосцем! – королевич переглянулся с конём и подмигнул тому, мол, не тужи друже, сейчас «разведём по понятиям», – Ежели ты девица красная – тогда будь мне. оруженосцем! – не менее громко произнёс рыцарь-следопыт, что даже издыхающий Ихтиандро приоткрыл глаз, поглядеть, всё ещё бредится ему или королевич реально «лепит горбатого», – А ежели ты чудище кровожадное, то, так и быть, будь и ты мне оруженосцем! А коли у тебя и вода есть, то будь мне ещё и братом названным.
Если кто-то подумал, что Полисей тупо задумал сплавить своё тяжёлое вооружение, наняв здесь носильщика, то он глубоко ошибается. Королевич просто пытался нейтральными разговорами «вывести на чистую воду», а в нашем случае, на открытое пространство, пока невидимого собеседника, чтобы прикинуть примерную физическую мощь и имеющееся оружие у потенциального супостата.
– Хватит болтать у меня за спиной всякую ерунду! – после непродолжительного молчания вновь раздался голос из «скирды». – Обойди вокруг, смельчак, только в обморок не упади! – сказал невидимка и громогласно чихнул.
Королевич, держа опалённое ухо востро, обогнул необычную копну и остолбенел не на шутку, а будь он чуток впечатлительней, возможно бы и в обморок хлопнулся. Конечно, такую жуть увидеть с ближины.
Честно признаться, повидавшему на своём веку, королевичу, сия ошеломительная картина порядком перетряхнула сознание: принятое ими за копну препятствие на пути, на самом деле оказалось гигантских размеров рыжеволосой и рыжебородой, живой головой, пронзительно смотревшей на него с высока. В его, почти человеческом лице, неуловимо проглядывали кошачьи черты.
– Ишь ты, мальчик с пальчик! – проговорила голова огромными, как две докторские колбасы, губищами. – Тебя сюда, какими ветрами занесло, человечек?
Полисей, раскрыв рот, глядел на голову, перебирая среди броуновского движения мыслей в голове, что-то некогда слышимое им про подобное диво, что-то до боли в мозжечке знакомое, но ему решительно ничего похожего не вспоминалось. К нему уже присоединился Искалибур, у которого тоже челюсть отвисла от увиденного, приполз ластоногий Ихтиандро, поглядеть на причину своего падения с лошади, и тоже разинул зубастый рот, а Полисей всё стоял, не понимая как такое вообще возможно.
