– Кто знает, что за муж сокрыт в этом хрупком теле? – философски заметил Освальд, оглядев щуплого мальчугана, и закашлялся.
– Ты видел там, у ручья камень, в котором воткнут ржавый меч? – спросил Освальд, когда кашель отпустил его.
– Нет, – ответил Артур.
– Нет? Как? Он был.
– Я видел у ручья гранитный валун с мечом, чей клинок отливает белым серебром. Тот восхитительный меч, во истину, достоин короля.
– Хорошо. он твой. – прошептал Освальд, теряя силы. – На дне. ручья.
Освальд замолк, боль в груди становилась невыносимой.
– На дне ручья что-то блестело, – прошептал Артур на ухо Освальду. – Что-то очень похожее на золотые рыцарские латы.
– И они тоже. – промолвил Освальд и уронил голову.
Его немолодое сердце, долгое время бившееся невыносимо сильно, не выдержало и остановилось.
Юный Артур склонился над старым рыцарем и заплакал.
И никто не догадывался, что это были последние слёзы будущего короля.
Когда боль в груди утихла, и Освальд, почувствовав необычайную лёгкость, поднялся посреди быстро опустевшей площади, он увидел как над его бренными останками плакал юный Артур, а рядом с ним стоял, понуро опустив голову, его верный Росэфал.
«Кажется, теперь я умер на самом деле, – почти без огорчения подумал рыцарь, разглядывая осунувшееся лицо, покинутого им тела. – И в этот раз без спектаклей, и без встречающих».
– Почему же «без»? – вышел из-за лошади улыбающийся юноша в белом плаще. Тот самый! – И на счёт спектакля ты тоже не прав: последний акт, разыгранный тобой, получился довольно ярким и запоминающимся.
Освальд тоже улыбнулся словам юноши.
– Рад тебя видеть! – поприветствовал он свою совесть, или, по крайней мере, того, кто ей представился. – Ну, что скажешь?
– Ты был на высоте.
– Я хотел услышать иное, исполнил ли я одиннадцатую заповедь?
– А сам как думаешь?
– Ты просто скажи, да или нет, – Освальд начинал сердиться на собеседника.
– Допустим «да», – лукаво улыбнулся юноша. Пройдя сквозь Артура, он остановился рядом с сердитым Освальдом. – Ладно тебе сердиться, я же сказал, что ты был на высоте.
– Значит одиннадцатая заповедь, гласит «жертвуй жизнью ради защиты и спасения невинного»?
– Нет, с чего ты взял? Может и не так. И вообще, если ты её и выполнил, то не сейчас.
– Как так? А когда тогда?
– Может в самом начале?
Освальд задумался, припоминая, что он такого совершил в начале пути.
Первые лучи, поднявшегося из-за леса солнца, осветили стены церкви и легли на каменную мостовую площади.
– Что же нам пора, – дружелюбно кивнул Освальду юноша. – Пошли, по дороге вспомнишь.
Юноша не спеша побрёл по лучу на рассвет.
– А-а, понял, я всё понял! – обрадовался Освальд и, догнав юношу, напомнил другой пример. – Это когда я отдал калеке своего коня, для благого дела.
– Уже теплее, но ещё чуть пораньше, – продолжая подниматься по лучу, ответил юноша.
Рыцарь пошёл следом, роясь в своих воспоминаниях.
– Когда вогнал меч в камень? Нет. Отказался от доспехов? Нет, глупости. Что же ещё? – размышлял вслух Освальд, семеня за своим проводником.
– Может, кусок хлеба? Не может быть!
– А почему бы и нет, – оглянулся через плечо юноша. – Вполне возможно, что заповедь так и звучит: «сверши, пускай малое, добро, не для благодарности и восторженных похвал публики, а для себя, успокоения своей совести, и не афишируй его». Ты, наверное, и сам не понял, зачем палец к губам тогда приложил. Это было от сердца.
– Странно звучит твоя «заповедь», – поравнявшись с юношей, недоверчиво посмотрел на него Освальд. – Слишком длинно и непонятно.
– А ещё она гласит: «Не прелюбопытствуй».
– Мне кажется, ты просто морочишь мне голову.
– Твоя голова осталась там, внизу. Теперь ты свободен от всей этой обузы, пари душа.
– Если я ещё в начале пути исполнил заповедь, зачем ещё год мучился? – растерянно произнёс Освальд. – И зачем вообще всё это было затеяно? – и тут его осенило, – Или я избранный?!
– Скажешь тоже, – хмыкнул юноша. – Ты просто подвернулся удачно, а избранный, извини, кое-кто другой.
– Сдаётся мне и не совесть ты никакой, или никакая. Я уже запутался.
– Ты всё это время верил, что я твоя совесть?! Вот умора! – захохотал юноша.
– А кто же ты на самом деле? Как тебя звать?
Спутник Освальда продолжал безудержно смеяться.
– Может такой заповеди и не существует? Ты всё выдумал? – не унимался Освальд. – И вообще, куда мы идём?
Его юный собеседник продолжал хохотать ещё громче.
Освальд, оглянувшись, заметил, что белый плащ, развивавшийся за спиной юноши, давно превратился в два больших белоснежных крыла, и тоже рассмеялся.
Теперь он точно знал, что одиннадцатая заповедь существовала, и, пусть он не знал о чём гласит заповедь, но её исполнил.
Такие как его спутник, не врали. Ну, если только самую малость.
Вот такая притча! Чувствуешь, какой глубокий смысл в ней сокрыт? Уловил идею? Мы рыцари, хоть и не богатыри, а тоже кой-чего могём. И юмор у нас более суровый, готический. Эй, Спецкорр, не спи, замёрзнешь! Что значит, «задремал, не записал»? Твои проблемы! Я два раза не поворяю! Как говорится: притчам и сказкам конец, а кто слушал, тот молодец!
P.S. Вы будете смеяться, но у меня всё.
