Значит, он, русский офицер, хоть и разжалованный, воюет на стороне зла? А Давыдов защищает добро?
Чудны дела твои, Господи!
Гусев хмыкнул невесело.
Впрочем, федералы тоже за народ. А как иначе? Властная верхушка всегда обманывала людей. А кого еще обманывать, друг друга, что ли? И этих же людей теперь защищает их же руками.
Чем верхушка Объединенной Оппозиции отличается от верхушки федеральной власти?
Ничем.
Те же чиновники, не имевшие возможности воровать больше других, обиделись на тех, кто такой возможностью располагал, и бросились к народу: мол, защитим тебя, народ, от хапуг. А мы не такие, мы честные. Ты, народ, прогони этих воров, поставь нас у власти, а уж мы тебе…
Старая, как мир, песня…
И ведь верят люди! Вот что интересно. Жертвуют своими жизнями во имя великой идеи справедливости, каковой простые граждане никогда не видели.
Где правда? Кто прав?
Или в гражданской войне правых и виноватых нет по определению?
Как же разобраться во всем этом?
Лютый опять вздохнул:
«Вот накрутил, а! Сам черт не разберет! Прав был Клык, когда говорил, что все мои проблемы оттого, что много думаю».
Павел приложился к фляжке с уже теплой водой. Глянул на наручные часы. С начала провалившегося наступления прошло не так много времени – чуть больше трех часов. А впечатление – будто целая жизнь.
Знакомое ощущение.
Надо что-то решать с оружием. Самый доступный вариант – взять у убитого. Для этого необходимо продвигаться дальше.
Он покинул свое временное убежище и двинулся дальше, стараясь обходить кирпичные осыпи, чтобы не тревожить их, чтобы осколки не скрипели под берцами.
Солнце уже припекало. День обещал быть душным. После затяжного дождя все начало парить, усилилась и без того почти не проходящая вонь от разлагающихся тел.
Теперь Гусев стал осторожен, как никогда. Второго шанса Судьба ему точно не даст. Тем более что сейчас он практически безоружен, если не считать набитую автоматными магазинами разгрузку, пока бесполезными, да штык-нож, укрепленный на той же разгрузке на груди справа ближе к руке.
Павел извлек его из ножен – мало ли что. Конечно, против вооруженного автоматом или хотя бы пистолетом опóзера нож мало чем поможет, но хоть что-то, чем совсем ничего. Не брать же в руки кирпичи. Так и вовсе в неандертальца превратиться можно. Нужно найти оружие. Нужно найти оружие.
После того как группа беглецов, благодаря самопожертвованию Наумыча, оторвалась от преследователей, Игорь Огрешков несколько воспрянул духом. Появилась пока слабая надежда, что им удастся добраться до своих. Не теряя бдительности, он вместе со всеми продолжал пробираться по завалам, постоянно вертя головой по сторонам, стараясь не пропустить появления противника. И все же автоматная очередь, свалившая двоих, грохнула очень неожиданно. Все кинулись врассыпную, суматошно стреляя по сторонам. Все, как и в первый раз, когда их внезапно обстреляли опóзеры.
Игорь, петляя, словно заяц, умудрился заскочить в один из подъездов, пахнувший навстречу застоявшейся вонью разлагающегося трупа, заваленного где-то поблизости. Из-за образовавшегося завала хода дальше не было – всего лишь одна лестничная площадка. Идеальная ловушка.
Огрешков метнулся было назад, но слезящиеся от нестерпимой вони глаза уловили движение на залитой солнечным светом улице.
кто-то произнес:
– Вроде бы сюда один забежал.
Сердце Игоря от страха часточасто застучало.
«Заметили», – подумал он в отчаянии и поднял автомат.
Его ладони стали совсем мокрыми, а пот, стекающий из-под каски на лицо, еще больше разъедал слезящиеся глаза. Вонь не давала дышать, но Огрешков терпел.
На улице послышался скрежет битого кирпича под берцами преследователей, шум осыпи, падение и сдавленное ругательство.
Опять донесся напряженный голос:
– Тихо, здесь он где-то. Давай, кинь гранату вон в тот подъезд.
«Ну уж, хрен вам!» – отчаянно подумал Игорь.
Одним прыжком он очутился у выхода и выстрелил наугад.
В ответ тут же затрещали вражеские автоматы. Несколько пуль попали в подъезд, смачно впились в стену, высекли бетонную крошку. Остальные пули хлестанули по дверному косяку, вырвали щепу и выбили мелкую пыль застаревшей краски.
Огрешков выстрелил снова. Одновременно с этим почти у самого входа грохнул взрыв брошенной гранаты. Игоря швырнуло в черноту.
Когда он выплыл из небытия, то первое, что ему удалось осознать – это солнце, брызнувшее нестерпимым светом в приоткрывшиеся глаза.
Чья-то тень заслонила солнечный свет. Игорь посмотрел несколько увереннее, чувствуя, как гудит голова, а уши словно забиты ватой.
Какое-то время Огрешков никак не мог понять, что случилось, где он, почему лежит. Потом цепь событий восстановилась, сердце вновь застучало тревожно, сознание вмиг заполнилось страхом. Он попытался пошевелиться. Тело слушалось. Игорь сел и почувствовал, как его будто уносит в сторону. Если бы стоял, то наверняка упал бы от такого головокружения.
кто-то насмешливо произнес:
– Смотри, очухался козлик!
Другой ответил:
– Не, не совсем. Щас я его взбодрю.
И тут же на голову Игорю обрушился ослепляющий болезненный удар. Вскрикнув, он откинулся на битый кирпич, перевернулся на бок, сжался калачиком, закрывая голову руками.
– Спит, что ли? – с фальшивым удивлением в голосе поинтересовался один из истязателей.
– Надо еще разок взбодрить, а то, в натуре, захрапит сейчас, – ответил второй.
Следующий удар пришелся по почкам. Непереносимая боль пронзила все тело. Игорь утробно вскрикнул и застонал сквозь зубы. Приоткрыв глаза, он увидел у самого лица пыльные стоптанные берцы со стертыми каблуками, вместо шнурков – кусочки медной проволоки.
– Э! Хорош косить! Вставай! – властно распорядился владелец непрезентабельной обуви.
Голос почти мальчишеский с прорезающимся баском. И от этого Игорю становилось почему-то еще страшнее. Истязатель примерно его ровесник, может, чуть постарше, и вот у этого еще не оперившегося птенца аура жестокости почти ощутима, можно сказать, осязаема.
Страшный незнакомец поставил ногу на лицо Игорю, вдавливая его в битый кирпич. Он давил все сильнее; Огрешков зашевелился, пытаясь убрать голову из-под чужой обуви.
– Не нравится! – с каким-то злым удовлетворением произнес истязатель.
– Че ты с ним вошкаешься? – удивился его приятель.
– А куда спешить?
– Вали его, и все дела.
