— Что такое «ушанка»? — не понял Бирон.
— Э… такая теплая зимняя шапка, обычно называется «треух», — вспомнил я.
— Понятно, — кивнул Бирон. — Морозы в России кого хочешь заставят одеться потеплее. Особенно в Сибири. Иной раз птицы на лету мерзнут.
— Об этом и речь, — поддакнул я. — Для зимних караулов введем караульные тулупы, чтобы постовые не мерзли. И никаких павлиньих-страусиных перьев. Оставим их дамам. Для упрощения различий между чинами можно ввести погоны, нарукавные знаки, — я снова пустился в пространные объяснения, ибо, что такое погоны, армия еще не знала. Существовали прообразы в виде специального шитья на левом плече, но термин пока не вошел в обиход.
— Рода войск будут отличаться,… скажем, кокардами, или цветом мундиров. Мы сэкономим на куче вещей, получим удобный и дешевый мундир.
— Звучит интересно. Думаю, если мы не просто отдадим бумаги, а покажем императрице солдат в мундирах нового покроя, она будет гораздо благосклонней к переменам. Пожалуй, я оплачу строительство нескольких мундиров для образца из собственного кошелька. Есть на примете отличные портные, они помогут воплотить ваш замысел. Через двенадцать дней представим матушке императрице наш прожект. Готовьтесь. Надеюсь, вы будете столь же убедительны, — Бирон с предвкушением потер руки. — И альбомчик ваш я с собой прихвачу.
Глава 25
Благодаря энергии Густава Бирона все действительно завертелось и закружилось, будто в калейдоскопе. И лишь я ощутил себя опустошенным и выжатым как лимон. Словно кто-то внутри щелкнул рубильником и вырубил ток.
Зачем я все это делаю? В правильном ли направлении иду? Какие будут последствия моих поступков? Если в знаменитом рассказе путешественник во времени случайно раздавил бабочку и в итоге коренным образом изменил мир, как аукнутся мои дела в будущем? Нет гарантий, что Лев Толстой напишет «Войну и мир», Эдисон придумает лампочку, Крузенштерн откроет Антарктиду, а Гагарин полетит в космос. Возможна самая невероятная цепочка событий. И разве им обязательно быть плохими?
Вдруг просьбу молодого Наполеона удовлетворят и возьмут в русскую армию, где он станет выдающимся полководцем. Гитлера примут в академию художеств или как там называлось то учреждение, куда его не хотели брать по причине бездарности, подучат, и из него выйдет пускай средней руки, но все же художник. Аляску не продадут, поставят на ней радар и несколько ядерных ракет для защиты США и Канады от, скажем, ракет колумбийских наркобаронов.
Удивительная вещь история. Сколько на ней развилок, которые могли повернуть развитие человечества в ту или иную сторону.
Мой ориентир для будущего предложен Кириллом Романовичем, но стоит ли оставаться в этих тесных рамках, если я могу сделать для страны нечто большее, нежели только предотвратить Елизаветинский переворот и удержать на троне Иоанна VI?
Любому из нас когда-то хотелось переиграть историю, слетать на машине времени в прошлое, предупредить самого себя даже по мелочному поводу: не идти на свидание с девчонкой из соседского двора, которая заставит как дурака несколько часов торчать на морозе у кинотеатра с двумя билетами на отличный фильм в одной руке и с букетом цветов в другой, а сама не придет, потому что ей захотелось тебя подинамить. Не зубрить всю ночь перед экзаменом, а отправиться на пляж, бегло пробежав глазами билет под номером одиннадцать. Дать по морде человеку, которого ты считал своим другом, а он втихаря закладывал тебя начальству.
И вот мне выпал такой шанс, лотерейный билет что ли.
Конечно, было бы хорошо оказаться в теле царя батюшки с неограниченной властью, чтобы все «принеси-подай», чтобы любой каприз на блюдечке. Однако сумел бы я, оказавшись с лету на верхних ступеньках, сходу разобраться и предложить верный путь? Наверное, нет.
Сейчас мое положение шаткое: в глазах Бирона я земляк, на которого можно рассчитывать, скинуть черновую работу, использовать в темных интересах. Курляндцы стараются держаться друг друга, понимая, что в этом основа их выживания, но говорить о существовании влиятельной партии я бы не стал. У всех собственные интересы. Подует ветер в другую сторону, и мы полетим как пух. Так кстати и произошло в истории.
Возможно, я переоценил свои силы, пытаясь одновременно с созданием дворцовой роты запустить маховик реформ, но всему нужен толчок. Маленький камешек, падающий с вершины горы, увлечет за собой лавину.
Одна рота всего лишь начало, испытание в тепличных условиях. Главное, чтобы Анна Иоанновна прониклась духом перемен.
Я понимал, что изменения на первых порах могут вызвать неприятие, особенно в гвардейских полках. На ум пришла ситуация с реформами Потемкина: гвардейцы были не в восторге от его каскеток, курток и сапог, и, радовались, что их форма не претерпела «потемкинских изменений». Вероятно, им нравилось не спать сутками, чтобы привести прическу в порядок: напудрить волосы, закрутить букли, устроить позади крысиный хвостик с металлической проволокой и черной лентой в виде бантика. Понятно, что офицерам помогали денщики, а солдатам побогаче — крепостные, но даже в гвардии хватало тех, кто едва сводил концы с концами и единственным источником существования оставалось скромное жалованье. Я делал ставку на них.
Кроме того, люди Анненской эпохи гораздо привычней к переменам, чем их потомки. Недавно Петр Первый сломал привычный уклад страны, ввел огромное количество новшеств, не все из которых можно назвать полезными. Те, кому довелось стать не только свидетелями, но и участниками коренной ломки легче на подъем. Если реформы окажутся простыми и понятными, их введение облегчит и солдатскую, и офицерскую долю, любое сопротивление будет преодолено.
Не стоит забывать, что в отличие от сиятельного графа Потемкина я находился в более выгодной ситуации. Елизавета и Екатерина Вторая откровенно избаловали как двор, так и гвардейское окружение. Эпоха дворцовых переворотов внедрила в сознание современников, что в их силах убрать неугодного монарха, навязать любые условия. Слишком многое сходило с рук заговорщиков. Елизавета и Екатерина, эти, безусловно, неординарные женщины попадали в заколдованный круг, вынужденно одаривая милостями людей, от которых зависели, тем самым, развращая их.
Анна Иоанновна была не такой. Разорвав кондиции верховников, она действительно стала самодержицей. Слово ее не расходилось с делом. Императрица любила власть, и, что самое главное, умела ей распорядиться. За каких-то десять лет она добилась того, что получалось далеко не у всех монархов: укоротила замашки шляхетства, вольные нравы которого могли привести примерно к такому же разносу страны, как в случае с Польшей, которая надолго исчезла с политической карты Европы.
Не всем был по нраву жесткий (отнюдь не жестокий) нрав царицы, но люди, умевшие ставить интересы страны выше собственных, видели в ее правлении благо для разоренной России. Конечно, находились и «несознательные». С ними обращались просто — арест, Тайная канцелярия, а там как повезет. Большинство, кстати, отпускали, не причинив особого вреда; дело заканчивалось штрафом, наставлением на путь истинный от духовных лиц или непродолжительным сидением под домашним арестом.
