– Ходили слухи, будто вы разругались с его величеством… – Морщинистая рука сенаторши вновь придвинула к нему блюдо с пирогом. – У вас вышел какой-то спор.
– Ничего подобного! Разве можно спорить с императором? С ним можно только соглашаться, пусть и без особого энтузиазма.
– При дворе-то вас не видно…
Кусочек пирога едва не застрял у Ампили в горле. Во рту пересохло. Подобные же разговоры он вел уже пару месяцев, и это всегда сходило ему с рук, но провести вокруг пальца Ишипол было невозможно.
Он вздохнул.
– Вы ведь знаете, у меня никогда не было официальной должности. Я являлся советником и – надеюсь – другом Шанди в бытность его принцем. Стоило ему взойти на трон, как он получил в свое распоряжение всю имперскую бюрократию. Вот я и уступил свое место профессионалам, которые, заметьте, куда моложе и энергичней меня. Мы расстались друзьями! Слово «расстались» здесь вряд ли уместно – просто я сложил с себя определенные полномочия, и произошло это по моей просьбе. Так будет точнее. Все как у друзей, вы же понимаете…
– Значит, вы с ним иногда видитесь?
– Разумеется. Конечно, речь идет только о вещах неофициальных, ведь сейчас траур…
– Вы лжете, – перебила его сенаторша. – Он говорит прямо противоположное. Вы исчезли. Вначале ходили слухи, будто вас отправили в Гувуш с некоей тайной миссией, но он положил им конец. Вскоре вас заметили рыскающим по Хабу…
В голову Ампили пришла безумная мысль посвятить Ишипол в великую тайну и рассказать ей о том, что император и императрица, с которыми она встречалась, не более чем самозванцы, что невидимый колдун, не имеющий права колдовать, подчинил себе всю Империю, низверг с тронов смотрителей и захватил древний Свод Правил, но… но эта дорога вела прямиком к кандалам и смирительной рубашке. Он мог бы открыть правду разве что волшебнику, которому, ясное дело, ничего не стоило выведать ее и без его помощи.
– Вы сказали «рыскающим», госпожа? Интересно, в каком это смысле?
– Вы заняты тем же самым и сегодня! – холодно фыркнула сенаторша. – В последний раз мы с вами встречались еще при жизни старого императора, и тут вы вдруг свалились как снег на голову. Мол, проходили мимо и решили заскочить… Вас сюда не приглашали, более того, вы сочли возможным не предупреждать меня об этом визите заранее, верно? Просто поразительно. Сейчас мы поговорим, и вы вновь куда-нибудь запропаститесь, не так ли?
Ампили поднес к губам чашку с чаем, пытаясь выиграть время и пораскинуть мозгами.
– Ваше поведение представляется мне более чем странным, – настаивала сенаторша, вперив в него взгляд.
– Зимой у меня начинают пошаливать суставы. Почти все время я сижу дома и появляюсь в свете только в самых крайних случаях. – Он понимал, что обмануть эту старую ведьму ему все равно не удастся. – Мне говорили, что кожа угря, намотанная на лодыжку, способствует удалению ядов…
Она и бровью не повела.
– Вы рыщете вокруг дворца, задавая людям весьма странные вопросы, однако входить во дворец почему-то опасаетесь. Шанди никак не может взять в толк, что это с вами приключилось. Он сам говорил мне об этом.
– Значит, мне следует встретиться с ним и рассеять все эти подозрения!
– Несомненно. – Сенаторша взяла с чайного столика серебряный колокольчик. – Думаю, долго ждать нам не придется.
Ампили вздрогнул и упавшим голосом спросил:
– О ком это вы, госпожа?
Колокольчик громко зазвенел.
– О наших общих знакомых. – На лице старухи появилась безобразная улыбка. – Эти люди будут просто счастливы препроводить вас во дворец.
Дверь бесшумно отворилась. На пороге появился крупный мужчина, одетый в сверкающие бронзовые латы. За его спиной стояли вооруженные до зубов легионеры. Ампили поставил чашку на стол.
– Ампили! – услышал он знакомый хриплый голос. – Вот мы и свиделись. Давненько я тебя поджидаю.
Ампили, похоже, поработал на славу. Его шпионство явно пришлось кое-кому не по душе, иначе его не пришел бы арестовывать сам легат Угоато.
2
– Наконец-то, – покачал головой Мист. – Я не опоздала, – огрызнулась Тхайла. На Поляне Свиданий они сидели бок о бок в просторной открытой беседке. Наружная ее часть тонула в цветах, внутри же стояли жесткие деревянные скамьи. Ей казалось, что в жаркий летний день это странное сооружение, оплетенное виноградом, теряет всяческий смысл – почему нельзя просто лежать на травке в тени деревьев? По утрам, когда с хмурого неба начинало лить как из ведра, беседка становилась бессмысленной вдвойне. Стекавшие с карнизов потоки воды заливали траву, от стоявшей в воздухе водяной пыли уже невозможно было укрыться.
Три других новичка сидели с более сырой подветренной стороны на безопасном расстоянии от Миста. Их звали Вум, Маиг и Дуф; Мист же по-прежнему величал их Червем, Опарышем и Личинкой. Хотя они и не показались Тхайле такими уж противными, она решила не водить с ними дружбы. Это устраивало и Миста, относившегося к ней, как к своей собственности то ли потому, что он первым познакомился с нею, то ли потому, что он был старше и крупнее других. Если один из трех новичков улыбался ей, он моментально терял свою обычную любезность и становился резким и агрессивным. При других обстоятельствах подобная самонадеянность раздражала бы ее, сейчас же она не обращала на нее ни малейшего внимания – причин для беспокойства хватало и без того.
Шагавшая по Тропе женщина, одетая в шляпку с обвисшими полями и длинный лазурный плащ, была никем иным, как самой госпожой Мирн, собравшей здесь всех пятерых новичков с тем, чтобы приступить к занятиям. В это промозглое утро на Поляне Свиданий кроме них не было ни души.
Пришло время занятий.
Шесть дней Тхайла терпела это мученье – она стала злой и обидчивой, ей было страшно и скучно. Все это время ей приходилось терпеть и Миста. Он показал ей все те места, дорогу к которым ей следовало знать, но не одно из них она не сочла сколько-нибудь интересным. Он пристал к ней словно клещ, не действовали ни намеки, ни уговоры, ни оскорбления, которыми она пыталась прогнать его. Как она ни пыталась увещевать его, он лишь смотрел на нее своими блестящими желтыми как масло глазами, в которых читались боль и неверие. После той первой горькой ночи он решил, что Тхайла только и мечтает, как бы проводить с ним все дни и ночи. Он обещал быть нежнее, грубее, живее, медлительнее, внимательнее, настойчивее – иными словами, в точности таким, как она того пожелает.
Когда же он не пытался убеждать ее в том, что ей надлежит немедленно переспать с ним, его компания представлялась ей вполне терпимой. Он был легок на подъем, довольно остроумен и до крайности ленив, хотя, сидя в своем каноэ с веслом в руках, он мог проявлять настоящие чудеса выносливости. В Колледже Тхайла знала только его. Джайна она видела лишь в день прибытия, всем прочим до нее попросту не было дела. К новичкам в Колледже относились как к неизбежному злу или как к маленьким, еще несмышленым детям. Еще бы! Ведь все здешние обитатели обладали какими-то оккультными способностями – все, кроме новичков.
