Врагов следовало сейчас опасаться со всех сторон, ибо это был их лес, их река, их долины и горы.
– Пойдем сквозь кусты, – подумав, распорядился Вожников. – Раненый как?
– Плохо…
– Возьмем с собой. Делать нечего. Стащите рогожу с телеги. Уходим… а вражины пусть видят подарки. Может быть, задержатся или удовлетворятся добычей.
Федька угрюмо мотнул головой:
– Думаю, они захотят отомстить. Нас же мало!
Прав был парень, ох как прав. Егор закусил губу – вот так попали! И надо было теперь выкарабкиваться, отбиваться.
Положив раненого на рогожку, «торговцы» скрылись в кустах.
– Нам бы только до караван-сарая добраться, – сказал князь. – Думаю, там такого беспредела нет.
– Одни бы – дошли, – гулко промолвил возница.
– Дойдем. Не так тут и далече.
– Эти бы за нами не погнались.
– А вот тут надо внимательней. Посматривать по сторонам, ежели что – убираться напрочь с дороги, падать в траву. Вот что, парни… Вы двое, с раненым. Идите к дороге. Федор…
– Я с тобой до конца, княже! – выпятив грудь, несколько горделиво заявил парнишка. – Коль суждено нам выбраться – выберемся, коль суждено умереть – умрем вместе.
Проводив глазами скрывшихся в зарослях воинов, волокущих на рогожке раненого, Вожников повернулся к оставшемуся напарнику:
– Ты таких слов не говори, парень! Помирать нам с тобой, Федя, рановато – есть у нас еще дома дела. И не только дома.
Они залегли у самой дороги, готовые ко всему, но где-то в глубине души надеясь, что лиходеи удовлетворятся доставшейся им добычей. Однако зря надеялись!
«Эх, надо было людей побольше с собой в Кафу взять», – глядя на выскочивших из-за кустов всадников, запоздало подумал Егор.
И сам же с собой заспорил: да нет, нельзя было! Чем больше людей – тем больше чужого внимания. А на что оно? В том-то и дело, что совсем даже ни на что.
– Стреляй, Федя!
Бабахнув ручницей, парень схватился за лук и зло сказал:
– Эх, промахнулся.
– Эй, эй! – неожиданно закричали вражины. – Мы знаем, раненый у вас. Нагоним – убьем всех.
– И что ты предлагаешь? – заценил меняющуюся ситуацию Вожников.
Разбойник повернул коня на голос:
– Откупитесь!
– Вы все взяли уже.
– У вас еще должно быть золото. В калите, в поясе… Если нет – ваше горе.
Федька вскинул стрелу…
– Подожди, Федор… Мне бы переговорить с вашим главным – сколько да как? Пусть все отъедут, я безоружный приду, а он, ежели хочет, так может и при сабле.
– Отдашь нам все! – довольно засмеялся главарь. – Хотя… и поговорить можно. Ты золотишко-то неси, время не теряй зря.
– Ишь, хитрый какой! – бросив в траву палаш и кинжал, Егор поднялся на ноги.
– Куда ты, княже? Убьют! – в отчаянии воскликнул юноша.
Вожников оглянулся:
– Я, Федя, их атамана сейчас в полон возьму. А там, полагаю, другая пойдет торговля. Его жизнь – на наше безопасное путешествие.
– Чего ты там шепчешь? – поигрывая обнаженной саблей, выкрикнул вальяжно спешившийся главарь. Молодой, наглый… и глупый. Оттого, что слишком жадный и мстительный. Умному бы того, что в телеге, добра за глаза хватило – зачем лишний риск?
– Указываю, где золотишко спрятать, – с ухмылкой отозвался князь. – Ежели что не так – по всему лесу искать будешь.
– Хы… Погляди-и-им. Ну, иди сюда, купчина.
– Как крикну – стреляй.
Предупредив нервно теребившего стрелу Федьку, Вожников выбрался на дорогу и, показывая пустые руки, вразвалочку направился к атаману шайки. Немного же у того было людей, коли так двоих испугались.
– Ну? – Острие сабли уперлось Егору в грудь. – Золото давай!
– Сабельку-то убери, я ж безоружный – видишь?
– Вижу… что дурак! – громко расхохотался татарин. – Я сейчас тебя порешу… и все золото моим будет. А напарник твой его никак не успеет далеко спрятать!
Так молвил вражина, однако сабельку от груди Егора убрал, видать, хотел подольше покуражиться, а скорее, просто опасался «торговцев» – он же не знал в точности, сколько там их осталось.
– Ну? Так и быть, говори, сколько заплатить хочешь?
Убрал, убрал сабельку. Улыбаясь, Егор подошел к врагу на расстояние вытянутой руки. Боксеру хватит. Еще раз улыбнулся, как можно шире, да, не говоря худого слова, зарядил лиходею в харю, точнее сказать – мощным прямым в переносицу! А затем, прикрываясь обмякшим бесчувственным телом, побежал обратно в кусты, на ходу крича:
– Стреляй, Федя-а-а!
Что-то бабахнуло. Нет, не Федькина ручница – тот еще ее не перезарядил, стрелял бы из лука. И не впереди, из-за кустов, бабахнуло – за спиной. Да так, что, казалось, взорвался весь лес!
Что такое?
Бросив так еще и не пришедшего в себя вражину в кусты, Вожников с удивлением обернулся… увидев подъезжавших к нему всадников в латах, с пиками, палашами и ру… Нет, это не ручницы – это что-то покрасивее будет! Неужели – мушкет? Нет, для мушкета пятнадцатый век – рано. А вот для аркебуза – в самый раз!
– Это что у вас за штуковины?
– Аркебуз. Что-то вроде ручницы.
– Так я и думал.
Слово «аркебуз» иногда писалось и как «аркебуза», Егор это знал еще из той ранешней своей жизни, теперь уже невообразимо далекой и нереальной. Он тогда тесно сошелся с людьми, занимавшимися историческими реконструкциями, даже принимал участие во многих фестивалях, тогда и запомнил про аркебуз – гладкоствольное, весом около трех килограммов и калибром миллиметров пятнадцать, ружье, стрелявшее каменными (чуть позднее – свинцовыми) ядрами. Фитильный замок, пуля, выпущенная с расстояния тридцати пяти метров, запросто пробивала дверь от автомобиля «Жигули» – как-то с «реконами» пробовали. Значит, и латы должна была пробить так же запросто.
Егор, не задумываясь, спросил по-русски, ему так же, по-русски, и ответили, точнее, ответил рыжеватый воин лет тридцати, с круглым добродушным лицом, в обтянутой синим бархатом латной кирасе-«бригандине» и круглой солдатской каске. В общем, выглядел аркебузир вполне по-европейски и, похоже, был за главного в небольшом отряде. По крайней мере, остальные солдаты помалкивали, в разговор не вступали.
– От, едрен-батон, да ты русский, что ли? – спросил Вожников.
Рыжий усмехнулся:
– Ну, русский. А что тут удивительного? В Орде русских мало?
– А по виду и не особо похож на русского-то.
– Ты больно похож, человече.
Оба одновременно расхохотались. Из-за кустов недоуменно выглянул Федор, которого русский предводитель солдат тут же заметил:
