– А ты как хотел? – хохотнув, Егор стукнул отрока по спине. – У свободных-то людей – на себя только надежа. Ну? Что тут стоять? Идем, что ль, Антипе?
Задумчиво сплюнув в траву, Чугреев махнул рукой:
– Иде-о-ом.
В тот же вечер, сиреневый и дымный, младой ватажник Онисим Морда – давний напарник кривоносого детинушки Никиты, тоже парень не слабый, только вот малость трусоватый – оглядываясь, поспешал из корчмы… вроде бы как домой, в Большой посад, за большую трехглавую церковь Троицы на Устье. Туда и шел, да по пути, оглянувшись, свернул… к забубенной корчме Турухана Шепелявого, но туда не зашел, прошагал мимо, ужом в темный – меж заборищами огромными – проулок скользнул. А оттуда не вышел! За краснотала кустами досочку приметливую в заборчике отодвинул – шмыг… И оказался на заднем дворе небольшой усадебки, как раз у баньки, откуда, шайки да корытца едва не свалив, и выбрался, вызвав безудержный лай цепных псов.
– Тише, тише, собачища! – замахал было руками Онисим.
Потом подумал и ухмыльнулся:
– Да лайте, лайте, черт с вами – может, кто поскорее придет?
Так и случилось – и мига не прошло, выскочили на крыльцо трое дюжих молодцов-слуг: с дубинками, а один – самый хваткий – при сабле.
Ватажник ухмыльнулся, цыкнул слюной через выбитый зуб:
– Здоров, парни. Хозяин-то ваш дома ль? Я ему должок пришел отдать.
– Какой должо-ок?! – вскинулся подбежавший привратник. – Имайте его, робяты, он чрез ворота не проходил, проник, тать, непущенно-незванно.
– Цыть! – бросил тот, что с саблей. – Ты, Онфим, ворота лучше пущей сторожи! А энтого язм знаю – к хозяину поведу… Ну, ты! – Он обернулся к Онисиму. – Пошли, что ль, раз уж говоришь, долг принес…
Хозяин усадебки, старший дьяк Ларион Степаныч принял ватажника хмуро, неласково. Отправив слугу прочь, кивнул вбок, на лавку – садись, мол, – сам же, в чернильницу яшмовую гусиное перышко макая, что-то писал.
Онисим Морда сидел смирно, не шебуршился, нетерпение свое никак не выказывал, знал – дьяк его выслушает обязательно и со всем вниманием, и даже – а как же! – деньги или суконца отрез даст. Не впервой!
Вот и сейчас долго ждать не пришлось. Отложив перо, Ларион Степаныч осторожно присыпал написанное на пергаменте белым речным песочком и, подняв глаза, тихо спросил:
– Что зашел-то? Новости какие есть? Докладай.
Визитер радостно дернулся:
– Дак язм со всем нашим старанием!
По ходу его доклада смуглое, со впалыми, словно у болезного или недоедающего, щеками, лицо дьяка то хмурилось, то дергалось, а иногда – и озарялось неожиданной улыбкой, и тогда Ларион Степаныч даже весело переспрашивал:
– Так ты, говоришь, это ваши хватовское, от непотребных дев, серебришко имали? Ай, молодцы! А Еремей-то, дурень, на своих думает. Кстати, а их-то уж и в живых нет?
Онисим шмыгнул носом:
– Не, атаман хватовских отпустил зачем-то.
– Не дурак твой атаман! А что этот, ты говоришь – Егор… тоже в вашей ватажке, да?
– То так. Атаман к нему прислушивается. Кулачищи у Егория этого – у-у-у!
– Что, такие большие?
– Не. Дюже резвые.
– Угу, угу…
Встав с креслица, Ларион Степаныч прошелся по горнице, азартно потирая руки – интересные вести принес нынче Онисим Морда, забавный мог склеиться замысел.
– Значит, говоришь, ватажники твои гостей торговых промеж себя распределили?
– То так. Кому – Хлопок Дерюгин, кому Устюжанин, кому…
– Я помню, – деловито перебил дьяк. – Уточнил просто. Вот что, Онисим. Надо сделать так, чтоб ватага к Михайлу-новгородцу прибилась!
– Дак… – Парняга развел руками. – Как так сделать-то?
– А это уж ты сам думай… – Ларион Степаныч немного замялся и, подумав, махнул рукой. – Впрочем, я тебе чуток помогу. Слушай сюда, паря!
На протяжении последующей седмицы с арендованными торговым гостем Михайлом Острожцем амбарами стало твориться что-то неладное. Один, где хранились медные поковки – уклады да крицы, – едва в одну ночь не сгорел, насилу потушили, а в другом – с тканями – вдруг завелись огромные черные крысы, уже успевшие испортить целых две штуки сукна – убыток немалый. Да и на конюшне кто-то потравил лошадей да волов, хорошо не всех, так, малость. И это после спокойной-то зимы, буквально за одну неделю, когда до летних путей – и речных и по суше – осталось-то подождать – тьфу!
Нервничал гость торговый, ходил задумчивый, злой, да ругался грубой немецкой речью. А что еще оставалось делать-то? Нет, конечно, без дела-то не сидел, меры принял – крыс погонял-потравил, да загнал в амбар наловленных приказчиками да слугами бродячих кошек, а в том амбаре, что едва не сгорел, велел ворота обгорелые покуда досками забить да охрану верную выставил.
Вот туда-то ватажники и решили наведаться! Опять – как и с крысами – Онисим Морда подсказал, он, оказывается, амбарцы-те и раньше, до того, как новгородец их арендовал, ведал и, как проникнуть внутрь – знал. У одного – бревнышко в венце нижнем подгнило, к другому – подкоп из овражка ближнего хорошо пошел. Так и сладилось, теперь еще одно осталось дело, последнее – охрану-сторожу купеческую окончательно в глазах хозяина уронить, или, выражаясь по-умному, – дискредитировать.
– Ди… кре… – попытался повторить Федька, да так и не смог, язык сломал, засмеялся:
– Вечно ты чудно глаголешь, Егорий!
– Мы их просто этак побьем малость, – пояснил мысли Вожникова Никита Кривонос. – А Михайло на них за это осерчает, прогонит. Кого тогда нанять? Тут и мы… – Чуть помолчав, ватажник почесал кривой свой нос и с ухмылкой взглянул на Егора. – Ты ведь это хотел сказать, ась?
– Это, это, – кивнул молодой человек. – Толмач ты наш… Купи Веник.
– Думаешь, пора уже? – вскинул глаза Чугреев.
Вожников улыбнулся:
– А чего тянуть-то? Время-то на купца работает, не на нас вовсе.
– То верно, – тут же поддержал Купи Веник.
По всему видно было, затея Егора ему нравилась. Ворваться в амбар да намять бока охране, силушку да удаль свою молодецкую показать – весело, любо!
– Только смотрите, постарайтесь зря-то крови не лить, – предупредил Егор. – Незачем купца злить, коли к нему же наняться собрались.
Снаружи, на улице, шел, барабанил по крыше дождь, а внутри, в обширном амбаре, было уютно и относительно сухо. На большом кряже у самых ворот уютно горела сальная свечечка, сбоку светился недавно зашитыми досками почти сгоревший угол, ворота тоже починили, успели, даже засовец новый сладили – лучше прежнего вышел.
Охранников внутри было неожиданно много – целых шестеро, полдюжины мускулистых парней, нанятых торговым гостем еще в Ладоге. Трое азартно играли в кости, один дремал, привалившись спиной к бревенчатой стенке, а двое оставшихся должны бы были прохаживаться у ворот снаружи, да вот только кому же охота под дождем мокнуть? Вот и стояли, смотрели, как напарники кости метают, еще и комментировали ехидно:
