– Пятьсот, – опустил мужчина на стол тяжело звякнувший мешок. – Я выполнил твое условие.
– Можешь быть уверен, я тоже выполню обещание, – кивнул Егор.
– Очень на это надеюсь.
Вернулась женщина, принесла блюдо с рассыпчатой, как картошка, копченой треской, кувшин с вином, чистый кубок для мужа, другой – пареньку, на миг задержалась за спиной у бургомистра, наклонилась и прижалась щекой к его щеке:
– Все хорошо, дорогой. Я принесу сюда наше одеяло и перину. Спать возле князя будет безопаснее, чем в своей комнате. Эти ужасные русские бродят везде и всюду. Не стоит рисковать.
Поймав на себе настороженный взгляд мужчины, Вожников не выдержал и рявкнул:
– Если ты хочешь, чтобы твоя жена оделась, скажи ей это сам! Я привык пленниц раздевать, а не одевать!
– А чего? Пусть так, забавно! – довольно заржал Федька.
– Свою сперва заведи, а потом советуй, – отрезал Егор. – Давай ешь и спать ложись. Перед рассветом, коли все будет спокойно, подниму дежурить.
Больше они бургомисторшу так ни разу и не увидели. Смешная детская защита от всех страхов – толстое ватное одеяло – стала для нее самой настоящей крепостью. Женщина, ввечеру накрывшись с головой, пролежала у дальней от входа стены весь следующий день, не высовывая наружу даже носа – и ее тоже никто не тревожил.
Был, правда, у Егора соблазн вечером, перед уходом, попрощаться – но он сдержался.
В этот раз ватажники покидали город дисциплинированно и послушно. У них не было, как в Стекольне, ощущения, что чего-то не добрали, не нашли, не успели. Корабли ушкуйников стояли на рейде с полными трюмами, мешки воинов были тяжелы от золота и серебра, а оставленные в портовых амбарах товары и припасы, как все знали, оказались не столь уж ценны, чтобы тратиться на их перевозку.
Ни корабли, ни конница шведов еще не успели примчаться к несчастному Або, когда десятки кораблей, подняв паруса или взмахивая веслами, ушли от него в темноту моря, растворяясь в неизвестном направлении.
В прошлый раз ушкуйники бежали в сторону Датских проливов, и потому Егор рассчитывал, что именно возле них и будут перехватывать ватагу шведские эскадры, именно в том направлении организуют основную погоню. К Неве если кого и направят, то всего несколько кораблей, для очистки совести. Однако на этот раз в распоряжении князя Заозерского было достаточно сил, чтобы справиться с подобным противником.
Однако главным врагом ватаги на этот раз оказался Финский залив. Пытаясь пройти к Неве, трофейный ганзейский когг сел на мель аккурат между будущим Кронштадтом и будущим Петродворцом, ныне густо заросшими камышами и ивняком: болото есть болото. Все двухмачтовики пришлось разгружать прямо в море, на ушкуях вывозя добычу в крепость Орешек, проводить через мелководье с пустыми трюмами, а потом загружать снова.
Хорошо хоть, причалы на Ореховом острове были длинные, выходящие до глубокой воды, и с обратной загрузкой управились быстро.
В благодарность Егор оставил в крепости семь трофейных пушек с хорошим припасом пороха и ядер и, разумеется, от пуза напоил гарнизон взятым у шведов вином, устроив общий пир. Съестных припасов князь тоже не жалел. Поход фактически закончился – какой смысл везти жратву обратно?
После пира Вожников отправил тяжелые когги и самые крупные из кочей в Олонец, Корелу, Сердоболь
[21]
, а также по Свири в Онежское озеро на тамошние торги – иметь очередную проблему с проходом ими волховских порогов ему не улыбалось, – а сам задержался в крепости еще на сутки, помогая удобно расставить подаренные стволы. Ведь чем больше пушек на раскатах Орешка, намертво перекрывающего выход в Ладожское озеро, – тем меньше у шведов шансов отомстить новгородцам за учиненные набеги.
Все вместе задержало его у Невы почти на целую неделю, и только в середине июля князь Заозерский наконец-то смог подняться со своими ушкуйниками вверх по темноводному Волхову.
Глава 7
Июля 1410 года
Новгород
Вечевой колокол ударил неурочно – ближе к вечеру, когда торг уже почти опустел, купцы позакрывали свои лавки, честные ремесленники, вернувшись по домам, садились ужинать, а в церквях еще даже не начинали готовиться к вечерне. Тем не менее призыв, означающий, что случилось нечто важное, требующее общего внимания и решения, вынудил горожан – бояр, купцов, простых тружеников и священнослужителей – оторваться от насущных дел и подтянуться к берегу великого Волхова, где на утоптанной до каменного звона площади за торговыми рядами, в окружении древних православных храмов век за веком выносил свой приговор Господин Великий Новгород.
– Бояре нас предали! – закричал с помоста рыжебородый мужик в летах, одетый в вышитую косоворотку и добротные суконные шаровары. Сдернув с головы синий картуз с роговым козырьком, он жахнул им себе под ноги: – Обманули, ироды проклятущие! Ватажники наши заместо них сами со свеями воюют! Они же мыслят, как добро людское украсть! Изме-ена-а!!!
– Ты еще кто такой? – грубо спросил запыхавшийся Кирилл Андреянович, только что примчавшийся на зов колокола, пихнул его в грудь, замахал руками: – Не верь ему, люд новгородский! То лазутчик немецкий измену чинит! В августе на свеев пойдем! Рати все аккурат к тому часу подтянутся!
– Атаман Заозерский Або намедни взял, ныне возвращается! – перебивая его, крикнул мужик. – Бояре его за ту победу зарезать умыслили!!! За свеев отомстить!!! Изме-ена!
Собравшиеся люди зашевелились, переговариваясь, из уст в уста побежала весть о приближении ватаги недавно изгнанного известного ушкуйника. О возвращении с победой, славой и полными трюмами. В то, что Егора Заозерского могут за ту победу убить, поверилось сразу и легко. Коли нашлись ненавистники, что столь славного воина изгнали, – стало быть, найдутся и ненавистники-душегубы.
– Боярину Кириллу верим! – попытался крикнуть кто-то из толпы, но парня тут же запихали в бока, мешая подавать голос, опрокинули и слегка потоптали ногами. Без злобы, для урока. Так же поступили еще с несколькими сторонниками воеводы: серьезные крепкие ребята действовали быстро и решительно.
– Вражина Кирилл! – вопили в противовес другие горожане. – Изменщик ганзейский! Трус воевода! Долой!!! Не нужен такой! Трус! Изменщик! Ганзейский пес! Во-он, Кирилл! Прочь! Не нужен! Не лю-у-у-уб!!!
Воевода несколько раз пытался выступить, объяснить о планах наступления на врага, собирании сил и кораблей, о посланном королю Эрику Померанскому требования уступок опричь прежних договоров, однако его перебивали и перекрикивали, а рыжебородый мужик рвал рубаху. Прогнать безвестного смерда не удавалось – боярских холопов оттаскивали от паникера какие-то не менее крепкие слуги.
Увидев подошедшего наконец-то архиепископа Симеона, Кирилл Андреянович с облегчением кинулся к нему – уж пастыря-то вечу выслушать придется, заглушать его воплями христиане православные не посмеют. А кто попытается – не дадут.
