– Той самой, с которой вы в Або кувыркались!!! – заорала Елена. – Раз штаны свои перед нею спустил, теперь сразу и мир тебе со свеями потребен стал, и поход супротив Москвы понадобился, и гнев новгородский на юг от бургомисторши любезной отводишь!
– Не было у нас ничего, я же тебе говорил!
– Замолчи! Я же не слепая! Вижу, по чьей прихоти ты бегать начал! Под чью дудку пляшешь ныне! – Она захлопнула сундук и застучала в дверь, клича дворового: – Федот, сюда поди! На ушкуй неси, собрала все!!!
– Да говорю же, Лена, не было ничего у меня с этой чертовой бабой! – чуть не взвыл из-за безумия супруги Егор. – Ради тебя на Москву иду! Ты же этого от меня добивалась, ты супротив Василия меня направляла, ты слабости его хотела! Теперь у меня сила есть, я его нагну!
– Врешь ты все, кобель паршивый! Как ни оправдывайся, ан я тебя насквозь вижу. Блядун ты безмозглый! Срам у тебя заместо разума! За девку пустую судьбу свою в прах разрушил, меня по миру пустил, страну целую угробил! Повесит тебя князь Василий на осине у нужника своего – и правильно сделает!!!
Она рванула на себя дверь, выскочила из горницы.
– Чтоб глаза мои тебя больше не видели! Ненавижу!!! – Она с силой захлопнула створку и тут же распахнула снова: – Чтобы окрест меня и земель моих более не показывался! Вдова я отныне, понял?! Вдова! Нет тебя для меня более!!!
– Тьфу, зараза, – сплюнул на пол оставшийся в одиночестве Егор. – Вот бесова душа. Огонь, а не баба! Ее бы хорошо в крепость вражескую метать, чтобы пожары занимались. А то ведь так и норовит собственный дом спалить.
На женину истерику он ничуть не обиделся. Искренняя страсть, с которой кидалась на него Елена, лишний раз доказывала ее сильнейшее чувство. И совсем не ненависти – любви. Будь он супруге безразличен – разве мучилась бы она так от ничем не подкрепленной ревности?
– Ничего… Перебесится, успокоится, сама вернется, – махнул он рукой. – На холодную голову поймет, какой дурой выставилась. На пустом месте этакий хай поднять!
Гнаться, успокаивать, уговаривать Елену Егор не собирался. Во-первых, пока она в таком состоянии – бесполезно. А во-вторых – механизм был запущен, и отвлечься от тщательно продуманного плана, потерять хоть несколько часов Вожников не имел никакой возможности. Ныне он только числился воеводой, командиром нескольких тысяч доверивших ему жизни людей. В настоящий момент атаман оставался всего лишь одним из винтиков, приведенных в действие даже не сегодня, а целых два месяца назад.
– Дозволишь, княже? – заглянул в горницу плечистый и угрюмый седовласый амбал.
– Забирай, – махнул рукой Егор, пропуская слугу к сундуку. – Перемелется, мука будет. За пару дней остынет, потом сама все поймет.
Ватажники, что проверяли оружие и снаряжение перед новым походом, с удивлением наблюдали за свитой княгини из нескольких девок, нянек и упитанной стряпухи, потянувшихся с пухлыми мешками к воротам. Следом быстрым шагом неслась княгиня Заозерская в усыпанном жемчугами дорогом платье и с непокрытой головой. За ней с трудом поспевали несколько портовых грузчиков, несущих за ручки тяжелые сундуки.
Для бегства домой Елена наняла морской ушкуй. На нем, в отличие от речных разбойничьих, имелись каюты и две мачты с хорошим парусным оснащением. Команда же состояла всего из полутора десятков человек. Весла и места для гребцов здесь тоже имелись. Но всего на шестерых моряков. Под веслами морской ушкуй ходил только в самом крайнем случае.
– Отчаливай! – скомандовала кормчему княгиня, едва только поднялась на борт.
Однако капитан оказался человеком куда более разумным и сперва дождался, пока амбалы занесут и разместят в каюте пассажирки ее вещи, сойдут на берег, и только после этого приказал скинуть с быков толстые причальные концы.
Поплыв вниз по течению, ушкуй всего за несколько часов, еще засветло, добрался до порогов. Кормчий послал молодого помощника узнать у знатной пассажирки, не желает ли она переночевать на одном из здешних постоялых дворов. Все равно ведь на берег высаживаться. Но ответ был решительным: плыть дальше, несмотря ни на что!
– Кто платит, с того и спрос, – пожал плечами привыкший ко всему кормчий, направляясь к причалу.
Все люди – и пассажиры, и команда, сошли на влажные от брызг жерди, а потом, по выложенной известняковыми плитами широкой тропе, отправились вниз по берегу пешком. Волочильщики же, зацепив за нос ушкуя толстый и лохматый, пропитанный дегтем канат, стали медленно стравливать его, опуская судно по узкому проходу, пробитому через пороги под самым берегом.
Кормчий крестился и молился, наблюдая с тропы, как стремительные потоки швыряют его корабль из стороны в сторону, то подбрасывая, то опуская, так что мутная вода перехлестывает через палубу, раскачивая и играя, словно веселый котенок с пойманным мышонком. Мало кто из пассажиров верил, что после подобного издевательства их ушкуй уцелеет и сможет продолжить путь. Одна только княгиня Елена Михайловна, грызя ногти, смотрела не на воду, а на уходящую в Новгород наезженную дорогу. Но за долгие часы, необходимые для преодоления водного препятствия, на тракте никто так и не появился.
На борт люди вернулись уже в полной темноте. Княгиня, уходя в каюту, решительно приказала плыть дальше. Однако кормчий рисковать не пожелал. Отойдя по течению на пару верст, он приказал сбросить якоря и самое темное время переждал, отсыпаясь у себя в каморке. Однако на рассвете он был уже у прави́ла. Когда на палубу вышла пассажирка, судно, подняв носовой парус, бодро мчалось между зелеными низкими берегами.
Елена, не говоря ни слова, встала на корме, глядя в бурлящую струю, убегающую из-под дубового киля. Кормчий смотрел вперед, она назад, а ушкуй мчался и мчался по темной воде, увозя княгиню Заозерскую от прежней жизни в неведомое будущее. Домой.
Глава 8
Августа 1410 года
Всего в пяти верстах от города на просторный свежескошенный луг, через перелесок от Московского тракта, около полудня пятого августа закатился длинный крестьянский обоз. Ехавший первым седовласый рыжебородый мужик в картузе и косоворотке, опоясанный ремнем с дорогим, с серебряной отделкой, поясным набором
[23]
и в атласных шароварах, заправленных в красные юфтевые сапоги, спрыгнул на траву и начал громко распоряжаться, какому из возков куда ехать, где вставать, куда разгружаться. Лагерь получался весьма просторный – пара сотен человек заняла столько места, что хватило бы и для десяти тысяч. Мало того, разгрузившись, каждый из приехавших развел не один, а целых пять костров, развесил котлы, наполнил водой. Над иными разместили бараньи и козьи туши, где-то приготовили для запекания рыбу.
