— О чем вы, Меклен Францевич? Какая комната?! — Спохватился я. — Я же уже час, как должен быть в канцелярии.
— Не стоит так волноваться, право. — Отмахнулся Грац. — Я телефонирую князю, и поверьте, он не будет возражать по поводу вашего отсутствия.
— Возражать может и не будет, но уж точно не преминет, при удобном случае, упрекнуть меня в нарушении слова. — Покачал я головой.
— Бросьте, Виталий Родионович… — Профессор чуть заметно усмехнулся. — А и упрекнет князь, так ведь не всерьез. А раз так, то что вам за морока? Оставьте ваши волнения, друг мой. Право, вам совершенно не о чем беспокоиться. Да и возвращаться через половину города, ночью… Знаете, не самая лучшая идея, уверяю вас.
— Хотя бы разрешите воспользоваться телефоном самому? Негоже перекладывать объяснения за свой проступок, на чужие плечи. — Кажется, мне удалось настоять на своем. Грац вздохнул и повел рукой в сторону тяжелого телефонного аппарата, водруженного на персональную консоль у стены под зеркалом и блистающего надраенной медью трубок и лакированным корпусом благородного дуба.
Первым делом я набрал номер кабинета князя в канцелярии. Да-да, в здешних аппаратах устанавливают классический дисковый номеронабиратель и напрочь отсутствуют «граммофонные ручки», а посему нет никакой необходимости изображать из себя сумасшедшего подрывника с истошным воплем лося во время гона: «Барышня!!!».
Ответом были привычные щелчки и полная тишина на линии. В принципе, этого следовало ожидать. Какого черта его сиятельство забыл в канцелярии в первом часу ночи? Нет, попытаться-то я должен был, но раз Телепнев не отвечает, будем звонить дневальному. Вот там-то трубку подняли моментально. Выслушав представление охранителя, я назвался сам и, выдав свое местонахождение в наглую заявил, что вернусь в канцелярию не раньше полудня, о чем, дескать, и следует доложить старшему караула. Дневальный, тяжело вздохнув, буркнул что-то вроде: «сдем вашбродь, гпдин насвник», и отключился. Вот и славно.
Утро добрым не бывает… Кто сказал? Убил бы гада. Нельзя так правду-матку резать, никак нельзя. Помрет еще от многочисленных проникающих… Ой-ей. Что ж так голова болит-то, а? Нет, все. Портвейн больше не пью. Оно, конечно, штука вкусная, но с утра дюже похмельная. А ведь мы вчера, всего-то пару бутылочек с профессором уговорили. Под острую оленину и орехи… Эх-х. Где ж моя Лада, когда она так нужна, а?
Не успел я додумать мысль, как дверь в спальню тихонько отворилась, и на пороге показался благообразный седой дядечка, самого что ни на есть «дворецкого» вида. Ага, в фильмах о викторианской Англии, таких вот пингвинов с бакенбардами, по десятку на пучок, а пучок за грош…
— Доброе утро, ваше благородие. — Каменная физиономия «пингвина» даже не дернулась, когда я бросил на ее владельца уничтожающий взгляд. Ну да, а хрен ли он приперся с утра пораньше, да еще и без кофе?! Хотя, рассол тоже сгодился бы… Эх! Где же моя Лада? Повторяюсь? Ну да, уж она-то не забыла бы принести средство от похмелья… Впрочем… Я заметил как «пингвин» посторонился, и мимо него проскользнула служанка с подносом в руках… Так, кажется я немного переусердствовал. Уважаемый дворецкий, беру свои слова обратно. Ты мировой мужик! А что у нас в этой чашке? Рассол… с квашеной капусты… блеск!
Поправив здоровье и настроение, я дождался пока служанка покинет комнату, забрав у меня опустошенный поднос, и не обращая никакого внимания на все также стоящего истуканом у дверей «пингвина». Прошлепал в ванную комнату. М-да. Вот вы можете представить, что придя в гости к знакомым и оставшись у них ночевать, в ваше распоряжение ими будет предоставлен не диван в гостиной, а отдельная комната, с таким же отдельным санузлом… и всем необходимым гигиеническим набором, вплоть до бритвы и нескольких видов туалетной воды на выбор? Нет, если ваши знакомые олигархи, то я умолкаю… Но здесь-то я в гостях у обычного адьюнкт-профессора! Культурный шок, вот как это называется. Не хватает еще только, что бы мне здесь и костюм взамен вечернего предоставили…
Приведя себя в порядок (даже щеки отскоблил!), я вывалился из ванной, и уже почти не удивился, заметив на специальной подставке свой костюм. Вычищенный и выглаженный. О стрелки на брюках вообще порезаться можно, а сорочка, мало того, что сверкает ослепительной белизной, так еще и воротник-стойка накрахмален, чуть ли не до полной неподвижности шейного отдела позвоночника. В общем, в этом костюме я как средневековый рыцарь, в том смысле, что для бокового обзора надо повернуть не голову, а весь корпус целиком. Вот так, изображая из себя тяжелую бронетехнику, я и спустился в столовую, где меня уже дожидался Меклен Францевич и плотный завтрак, заставляющий обещать себе дополнительные полчаса тренировок ежедневно.
После приема пищи (боже, какой оборот! И это в отношении рябчиков в сливовом соусе и нежнейшего паштета из гусиной печени…) Грац, ничуть не торопясь, раскурил сигару и, пригубив кофе, велел «пингвину» заложить экипаж. Как раз к тому моменту, когда мы с профессором «раздавили» кофейник, дворецкий вернулся и доложил, что указание выполнено, и экипаж ждет нас у входа. Что ж, значит, пора прокатиться по городу. Профессор обещал показать несколько квартир, из тех, что обычно сдают приглашенной профессуре, на долгий срок. Ну уж, что годится для высоколобых умников, сойдет и для меня… наверное.
Открытая коляска профессора, хоть и позволяла обозревать окрестности без каких бы то ни было помех, но все же оказалась не лишена и определенных минусов, а именно, в ней было жутко холодно! Хотя вроде бы погода сухая и безветренная.
— Ну, Виталий Родионович, а что вы хотите, листопад на исходе, того и гляди морозы ударят. — Заметил Грац и тут же покаялся — Но я тоже хорош, надо было хоть плед приказать положить. Вот ведь, сам недосмотришь, а слуги и не почешутся.
Правивший лошадью извозчик, тут же съежился, что не ускользнуло от внимания профессора.
— Не трясись, Званко. То не твоя забота. — Успокоил он извозчика. Тот на мгновение обернулся и, кивнув, вдруг свистнул, да залихватски щелкнул кнутом, отчего лошадь всхрапнула, и резко прибавила ходу. Так, довольно быстро, коляска миновала Неревский конец, и выехала на Загородский. Здесь дома были попроще чем на Неревском, но и не бараки, отнюдь. Крепкие здания все из того же белого камня, с резными наличниками на окнах и затейливой резьбой на оконечниках крыш. Иногда мелькали безуспешно прячущиеся за облетевшими деревьями, венцы добротных срубов, вздымающихся над каменными стенами на уровне третьего, а кое-где и четвертого этажей, и вдоль каждой улицы, вымощенной мелкой брусчаткой, ровными рядами отсчитывали сажени витиеватые фонарные столбы.
Коляска остановилась у вычурных, явно декоративных, ворот, ведущих в небольшой парк, в глубине которого виднелось массивное здание с несколькими галереями на арочных белокаменных подпорах, с высоким крыльцом, широким гульбищем и многоярусной крышей, выложенной аккуратными деревянными плашками.
— Дом Смольяниных. — Прокомментировал профессор, и легонько ткнул извозчика в спину. — Званко, что встал? Не видишь, ворота открыли, езжай.
