Соседов вспыхнул прямо до корней светлых, редковатых волос.
– Сам ты козел, Приходько!
Интересно, полезет в драку или нет?
– Я-то тебе спать не мешаю, – миролюбиво сообщила я. Драться с Соседовым не хотелось – он хоть и козел, к тому же пытавшийся переманить моего мехвода, а все-таки – нормальный парень, как это ни по-дурацки звучит. К тому же события вчерашнего – нет, уже позавчерашнего дня должны были помирить нас окончательно.
– Чего пришел-то?
– Да хрен я уже вспомню, чего пришел, – буркнул Соседов, однако уходить не торопился, стоял, ковыряя носком сапога прелую прошлогоднюю листву.
– Ты это…
Откуда-то появился обеспокоенный Семеныч, таща в руках котелок с едой.
– Товарищ лейтенант, вас срочно вызывает капитан Фролов, – обращается он к Соседову.
Фролов – это фамилия лысого особиста. Что ж он под нас копает-то?
– А вы бы поели, командир, – заботливо отвлекает меня от мрачных мыслей Семеныч и протягивает котелок, – а то скоро выступать уже.
Он всегда обращается ко мне на «вы», когда может слышать Соседов.
Я ем обжигающе-горячую кашу – вкусно. Мне самой почему-то никогда не удается такую сварить.
– Слышь, Приходько, а тебе доводилось в Каменце бывать?
Это – Туркменбаев, из нашего мотоциклетного батальона. Как же бесшумно он ходит, еще тише, пожалуй, чем Фролов.
Туркменбаев подходит, присаживается рядом со мной на корточки. Его круглое и плоское, как степь, лицо, ничего не выражает. «Восток – дело тонкое», – вспоминается мне.
В Каменце-Подольском я бывала, еще когда школу заканчивала. Наша классная, большая любительница всяческих путешествий, каждые каникулы вывозила класс куда-нибудь. Особенно запомнились мне Кристаллическая пещера, не в самом городе, правда, а километрах в семидесяти от него, в Кривче, да еще Каменецкая крепость.
– Нет, не доводилось, – на всякий случай говорю я.
– Говорят, красивый город, – так же бесстрастно говорит Туркменбаев. – Жаль будет, если фрицы успеют взорвать.
Я киваю: жалко. В реальной жизни нашим войскам и в самом деле удалось захватить город так быстро, что ни электростанцию, ни Турецкий мост фрицы взорвать не успели. Сейчас же… Сейчас все зависело от нас, и от меня в том числе.
Местность, на которой расположен Каменец, «неудобная». Холмы, две речки с обрывистыми берегами, да еще в придачу одна из них, Смотрич, образует внутри города петли. Все переправы заминированы и прикрываются артиллерийским огнем – об этом нам объявили перед штурмом. Наша задача – перерезать веер дорог, ведущих к городу, закрыть «входы и выходы», как выразился Фомичев.
В шестнадцать пятьдесят нервно загавкали минометы, к ним присоединился грохот орудий. Через десять минут взметнулась вверх красная ракета, и штурм города начался одновременно с севера, юга и запада.
Дальше звуки слились в одну сплошную какофонию. Гулкий кашель пушек, тявканье минометов, звуки гаубичной батареи… К этим звукам добавился еще один – противный скрежет, как будто кто-то вдруг решил воспользоваться старым, много лет заброшенным колодцем, и, поворачивая ручку, наматывает поржавевшую скрипящую цепь на такой же поржавевший барабан… Нет, пожалуй, сравнение не сильно удачное. Это ж какого размера колодец должен быть, чтобы барабан скрежетал и выл с такой громкостью? Да нет, вообще сравнение неудачное. Бешеный осел, которому под хвост перца сунули – вот кто может такой звук издавать.
Игорек вздрагивает.
– Это – химический миномет, – пояснила я. – «Небельверфер». Или по-другому – «Стонущий Микки».
– «Ишак», – несколько удивленно добавляет Семеныч, а я прикусываю язык. Откуда, спрашивается, советскому танкисту знать союзническое название миномета? Ляпни я такое где-нибудь при особисте или просто при начальстве – так ведь и до трибунала могла бы дойти. Как английский шпион. И то, что англичане – наши союзники, меня бы никоим образом не спасло. Хорошо еще, мои своего командира не выдадут. Семеныч – уж точно. А Игорек – этот может и сболтнуть по глупости. Ведь сболтнула же по глупости я сама!
– Знаю я этого красавца, – продолжает Семеныч. – Шесть стволов вместе сцеплены. Сволочи, пытались с нашей «катюши» содрать, да даже этого сделать не смогли.
На самом деле это не так – «Небельверфер» начали разрабатывать еще году в двадцать восьмом, но кому сейчас нужна такая информация? Уж точно – не Игорьку и не Семенычу, и я молчу.
И «ишак», или как там его, тоже должен замолчать.
– Воет, как грешники в аду, – со знанием дела говорит Семеныч.
Осколки свистят разноголосо, словно пытаются помешать сосредоточиться. А вот дудки!
Так, расстояние до цели примерно определила… Совмещаю по дистанционной шкале горизонтальный штрих дистанции и вертикальную нить перекрестия с целью. Есть!
«Небельверфер» замолчал. Этот «Небельверфер». Но он, понятное дело, был не одинок.
Немецкие минометы гавкали, словно собаки. Звук раздавался то слева, то справа. Осколки, сперва редкие, теперь то и дело клевали броню нашего танка. Пахло землей – такой запах обычно бывает после дождя. Вдруг машину встряхнуло на месте, как будто мы уперлись лбом в невидимую стену. Грохот больно ударил по ушам. Попали? Пыль, дым – на несколько секунд становится нечем дышать…
Танк сбавил скорость, почти остановился, покачиваясь из стороны в сторону. Потом с силой зашипел сжатый воздух, заскрежетала передача, и мы снова стронулись с места. Позже поглядим, что случилось, если, конечно, еще будет такая возможность.
Мотор ревел, пытаясь заглушить шум боя, но даже сквозь броню проникало ревущее «ура» атакующей пехоты.
Навстречу поднялся светловолосый немецкий солдат – без каски, в подранной форме. Нелепо махнул рукой, как будто пытался бросить связку гранат. Но, по-моему, в руках у него ничего не было. Может, просто сдаться хотел, но не успел – упал, скошенный пулеметной очередь. Нашей ли, чьей-то чужой – какая сейчас, на фиг, разница?
В этот момент еще один взрыв ударил в броню, танк подпрыгнул и встал. Все, приехали. А как же бой?! Неужели сейчас от меня опять ничего не зависит?!
– Ничё, командир. Сейчас разберемся и догоним своих, – попытался утешить Семеныч.
Как – разберемся?! Он что, ремонтировать танк собрался? Прямо сейчас, во время боя?! Что, вот прямо сейчас взять и вылезти из танка? Под огнем минометов, пулеметов и еще хрен знает чего?!
С другой стороны, неподвижный танк – очень хорошая мишень. А у «Валентайна» и броня не очень…
Но Семеныч возится сам, не вылезая со своего места; какие-то гайки подтягивает, какие-то – ослабляет, не прекращая бормотать себе под нос. Молится он снова, что ли? Но, прислушавшись, я понимаю: он проговаривает пункты «инструкции по эксплуатации». Память моего реципиента – память настоящего танкиста Константина Приходько, – играет злую шутку: я ни фига не понимаю, что было с нашим «валиком», и что делает Семеныч, чтобы устранить неполадку. Зато – совершенно несвоевременно! – ко мне возвращается мысль, которую я безуспешно пыталась поймать за хвост незадолго до начала штурма. Ту мысль, которая пришла во сне и понять которую мне не дал Соседов. Ведь на самом деле никакой лейтенант Константин Приходько в тех событиях не участвовал! Нет, может, к взятию Каменца-Подольского он и имел какое-нибудь отношение, но в истории с уничтожением «тигров» уж точно отметились совсем другие действующие лица!
