— Хорошо, — отозвался Яковлев и продолжил: — Теперь можно быть спокойным. В уплату за имущество и грузы мы должны заплатить корпусу 17 миллионов рублей золотом. Гирс и Павлу поначалу запросили тысячу рублей на каждого чеха, но нам удалось вдвое сбить цену.
— Но если чехи с поляками помогут армии Каппеля сбить красных под Красноярском и обеспечить отступление наших войск и проводку эшелонов до Нижнеудинска, то сумма выплат должна быть увеличена…
Министры переглянулись — дело было отнюдь не в деньгах, хотя братушки по сути становились наемниками. Судя по всему, большевизация корпуса зашла не столь далеко, что чехи предпочли воевать за золото.
— Я думаю, даже тридцать миллионов не столь высокая плата за сохранение армии, — осторожно выразил мнение всех собравшихся Михайлов. — Нам следует принять их предложение.
— Вот только отдаст ли адмирал добром столько золота? — тихо выразил сомнение Серебренников.
— Я берусь уговорить адмирала и его конвой, — негромко бросил Ермаков, и в вагоне воцарилась мертвая тишина.
Михайлов вытер платком пот со лба. Серебренников уткнулся взглядом в стол — «уговоры» полковника Арчегова стали общеизвестны, а Ивану Иннокентьевичу претила сама мысль, что свои начнут убивать своих. А вот Сычев радостно взглянул на Яковлева — свалить грязную работу на Арчегова было его заветной мыслью.
Ермаков внутренне усмехнулся — игра этой сладкой парочки была для него понятна, тем более что правительство давно разгадало их комбинации. Недаром час назад Вологодский порвал на его глазах рапорт и заявил, что освобождать от командования армией его не станут, и пусть не просит. А Яковлев доказал, что умеет играть в политические игры, войдя в полное доверие к Сычеву своим антиарчеговским поведением. Но в то же время исправно сообщая Ермакову обо всех помыслах военного министра, и не только об этом…. Потому Константин был удовлетворен деятельностью бывшего каторжанина, но понимал, что прилюдно ему надо несколько остудить спевшихся силовых министров.
— Я буду убеждать, а не разоружать или убивать. Для нас достаточно войны с красными и партизанами, чтобы начинать еще проливать кровь своих же, — Ермаков остановился и пристально посмотрел в лица министров. Тут дело не в том, что адмирал Колчак для Сибирского правительства стал ненужной и опасной фигурой.
— А почему вы не замените генерала Розанова на генерала Келлера, Ефим Георгиевич, — неожиданно сменил тему Серебренников. — Ведь граф, насколько я знаю, пользуется популярностью в войсках, и как мне сообщили, бедствует во Владивостоке.
— Он монархист, Иван Иннокентьевич, и категорически отказывается от службы. Ему и я предлагал телеграммой, сегодня ответ с отказом получил, и атаман Семенов предлагал, и адмирал Колчак.
— Генерал Келлер командовал третьим конным корпусом? — с ошарашенным видом спросил Ермаков.
— Да. И после отречения императора ушел в отставку. А летом этого года прибыл во Владивосток и работает конторщиком. Чего-то ждет, — Сычев не скрыл некоторого пренебрежения в голосе.
«Что же такое творится? Его должны убить петлюровцы еще год назад в Киеве. И это точно. Во всех книгах говорится, и тут нет никакой ошибки. Е-мое, а покойный генерал живехонек. Лучший кавалерийский генерал России той войны. И император Михаил Александрович тоже жив», — Ермаков достал платок и вытер холодный пот со лба. Его немного трясло от волнения, мысли путались.
— Что с вами, Константин Иванович? Вам плохо? — Серебренников и Михайлов спросили одновременно, и голоса слились в один, но с разными вопросами. Ермаков поморщился.
— Нормально со мной, нормально. Зазнобило чуть-чуть, пройдет, — Константин медленно ответил министрам, а сам подумал: «Если с ППС может быть неизвестная страница гражданской, неясная случайность, то с Келлером и царем Михаилом уже далеко не случайность. Что происходит? Надо ждать четвертой нестыковки, и вот тогда нужно будет делать выводы!»
Ермаков настолько углубился в размышления, что слушал дальнейший разговор лишь краем уха. Министры горячо обсуждали перипетии гражданской войны, крах Юденича, стремительное отступление армии генерала Деникина от Орла и Тулы к Ростову и Крыму.
— А это хорошо, господа, что генерал Миллер эвакуировался летом из Архангельска и вывез все привезенное союзниками имущество в Мурманск. Теперь большевикам будет крайне затруднительно выбить наши войска не только с Кольского полуострова, но и с территории Карелии, — Сычев говорил с убежденностью и напором в голосе.
— Я служил в Петербурге и знавал те места. Природа зимой своей суровостью не уступит нашей. Кругом тайга и камни, дорог нет. Полярная ночь к тому же. До весны красные наступать не смогут, а весной там начинается такая распутица от таяния вечной мерзлоты, что до самого июня только по рекам и железной дороге передвигаться можно. А вот летом большевики и надавят, дай сил ему удержаться!
«Да что же это такое?! Это уже не просто случайность, а некая закономерность», — мысленно взвыл Ермаков и осознал, что его колотит самым натуральным образом — привычная картина гражданской войны одну за другой получила несколько пробоин. Но если первые три были мало существенны, то четвертая напрочь не вписывалась в привычную картину. Ведь Миллера должна была постичь катастрофа только в феврале, и белая власть рухнула там карточным домиком. Спаслись лишь те, кто вовремя уплыл на кораблях из Мурманска и Архангельска в Норвегию или ушли пешком в Финляндию.
«Либо это иная реальность, и я в нее попал, либо, кроме меня, сюда попал еще некий пришелец или пришельцы из будущего. И, скорее всего, второе — самопальный ППС о многом говорит. Надо о сих немчиках узнать подробнее, и пусть Насонов всех ижевцев тщательно опросит. Такое ощущение, что именно здесь собака зарыта!» — приняв решение, Константин с трудом сосредоточился на беседе, которую оживленно продолжали вести министры. А те говорили уже об аэропланах.
— Чехи явно испугались воздушной атаки. Хотя мне до сих пор непонятно, как удалось летчикам в темноте так точно отбомбиться.
— Потому и удалось, Ефим Георгиевич, — вмешался Ермаков, — что имели опыт ночных полетов. Да, кстати, мое ходатайство о их награждении вы удовлетворили?!
— Более чем, Константин Иванович. Прапорщики императорского чина Сергеев и Вощилло произведены в подпоручики, а два часа назад Петр Васильевич подписал указ о награждении их орденами «За освобождение Сибири» второй степени…
Глазково
— Господа, терять время нельзя. Нужно немедленно подавить партизанское движение, тем более что народ поднялся против Колчака, а отнюдь не за большевиков, — Яковлев рубил слова, помогая себе ладонью. — Государственную стражу нужно создавать немедленно, на тех условиях, которые предложил Константин Иванович.
— Но это потребует совершенно огромных затрат! Не менее трех миллионов в год, что непозволительно для нашего бюджета…
— Иван Андрианович, затраты большие, тут я с вами полностью согласен, — Ермаков примиряюще поднял руки. — Но все дело в том, что эти пятьдесят тысяч крестьян, четверть из которых будет постоянно на полицейской службе, позволят навести, наконец, порядок и на железной дороге, и в селах. И эти люди уже не дадут оболванить себя красным агитаторам и не пойдут в партизаны, наоборот, они будут бороться с ними…
