Затем взял шаньгу с блюда и стал неторопливо чаевничать, время от времени с шумом прихлебывая горячий чай с чашки. Есаул посмотрел на стол, махнул рукой, будто скинул с себя неприятности, и тоже стал полдничать, благо в седле три часа на морозе провел, да под пулями…
— Ты, Петр Федорович, здесь до завтра задержись, — Оглоблин отставил чашку в сторону. — Крестьяне решили всем селением обратно в казаки поверстаться. Сам знаешь, что полвека назад их тут всех расказачили. Думаю, уже завтра все селения по Иркуту вновь казачьими станут, благо решение Сибирского правительства уже есть. Народ здесь хороший, сам видишь, у многих казачьи корни, а кое-кто и болдыри, матери у них казачки с Медведево или с Иркутска. Родней казачьей обросли…
Коршунов молча слушал атамана, крутя в пальцах папиросу, но не закуривая — старик хозяин табак не жаловал, считая пагубной забавой. Но курить хотелось сильно, до головокружения. А Оглоблин продолжил разговор:
— Мобилизация всех новых казаков, кои не достигли тридцати лет, уже начата, нарочные по селам поскакали. Завтра здесь не протолкнуться будет, я думаю — до семи сотен мужиков… хм, казаков придет. Я войсковой цейхгауз вычищу, пришлю к ночи на подводах винтовки на всех, патроны. Дам пять штук пулеметов, да ротмистр Арчегов, думаю, не откажет с обмундированием помочь. Их превосходительство три эшелона чешской «интендантуры» захватил, там тысяч пять комплектов одного обмундирования.
— Если не больше, — пробурчал Коршунов и завистливо вздохнул, — богатые трофеи захватил, очень богатые.
— На чужой каравай рот не разевай! Быстро сколачивай пластунский батальон, тут люди сплошь на германской повоевавшие. Офицеров тебе наших пришлю, казаков. И сегодня. И желтой материи на погоны и лампасы есть три тюка. Так что торопись — у тебя лишь сутки. Завтра к полудню выводи батальон к Глазково. Мыслю, чехи атаковать будут…
Глазково
— Да что же это такое?! Как же так?! — бывший командующий НРА в бешенстве ударил кулаком по кирпичной стене. Он пребывал сейчас в ярости, хотя несколько часов до этого находился в полной прострации. А память услужливо перелистывала страшные страницы…
Сильный рывок пальцами за больное плечо, и в его сознание ворвался сильный шум. Штабс-капитан Калашников не сразу отошел ото сна и принялся искать пальцами рукоять револьвера. Но чья-то рука сильно сжала кисть, а потом в голове взорвалось солнце…
— Вставай, сучье вымя, кончай тут прикидываться, — сильный пинок под ребра привел Николая Сергеевича в чувство. И первое, что он ощутил, это вкус соленой влаги на губах. Кровь, его кровь, только она имеет такой вкус. А потом до разума дошли новые звуки — грохот трехдюймовок, их выстрелы любой признает, кто слышал рявканье этой пушки, что «косой смерти» солдатами названа. И пулеметы захлебывались, их перестук шел, как ему показалось, со всех сторон. Все он слышал, вот только глаза не размыкались, и все затянуло багровой пеленой. И снова солнечная вспышка…
Окончательно очнулся он только здесь, в подвале. Где он находится, не представлял. Но что в Глазково, в том он был уверен, и рядом с железной дорогой, ибо мог слышать перестук колесных пар да гудки паровозов. И не мог найти ответа на вопросы — кто его сюда засадил? Что в предместье ночью был ожесточенный бой, он не сомневался, но только кто тут с чехами воевал и на его штаб напал, ответ не находился.
Вернее, было три предположения — это могли сделать чехи, если опять сговорились с колчаковским правительством либо на них надавили японцы. Второе предположение было еще хуже — 53-й полк решил обратно на сторону власти перейти и выдачей командующего НРА заслужить себе прощение. А третий вариант самый худший — бронепоезда Арчегова внезапно атаковали предместье, захватили вокзал, пленив его заодно…
Мурашки пробежали по телу, а сердце сжала безжалостная рука. Если это семеновцы, то крах всего — и дела партии, и Политцентра, да и он жизни лишится, ибо на пощаду можно не рассчитывать…
Скрип отворяемой двери за спиной заставил капитана мгновенно обернуться, в подвале стало светло. Это был подвал, ибо в окошке коридора он увидел обычные колесные пары вагона. Скорей всего, его засунули в какой-то пакгауз или здание рядом с ними.
В дверном проеме стоял молодой офицер, крепкий, уверенный в себе. А взгляд страшный, с колючей злобой, хоть и держит ее внутри на привязи. Улыбка нехорошая, скорее — оскал голодного волка.
— Я командующий действующими войсками армии Сибирского правительства ротмистр Арчегов! — голос ровный, спокойный, без малейших эмоций. Никак не вяжется с его глазами…
— Я командующий Народно-революционной армией штабс-капитан Калашников! — Николай Сергеевич постарался собрать в кулак всю волю и мужество и с достоинством скрестил руки на груди.
— Бывший, — с нарочитой печалью в голосе произнес ротмистр, — командующий бывшей армии, бывший офицер. Все бывший. Нет у вас армии, разгромлена она. На нашу сторону перешла в большинстве своем — солдаты победителей носом чуют. Но это так, к слову. Прошу вас подробно рассказать о взаимоотношениях чехов с вашим Политцентром, какие условия они выдвинули, где и с кем вы заключали соглашение, ну и прочее…
— С врагами революции я не разговариваю! — Николай Сергеевич гордо расправил плечи. Ожег Арчегова взглядом и с вызовом добавил: — Вот еще, жандарм новый выискался…
Договорить он не смог, ротмистр молниеносно рванулся вперед, и тут же страшная боль согнула пленного пополам. Руку взяли в стальные клещи, и твердый палец глубоко ткнул в больное плечо.
— А-а! — заорал Николай Сергеевич, ощутив всей шкурой, что пришла настоящая боль, невыносимая, чудовищная. А ротмистр продолжал терзать его тело, и Калашников почувствовал, что сходит с ума…
— Ты станешь отвечать все! Понял! — Боль обрушилась новой волной, давя сознание. По ноге потекло что-то горячее, мокрое. Боль стала невыносимой, и от жалости к себе Николай Сергеевич закричал:
— Я все скажу, все! Все!!!
Боль неожиданно отпустила, и тело будто выдернуло из кипятка. Облегчение было таково, что Калашников даже не осознал, что кишечник непроизвольно опорожнился. Весьма специфический запах стал заполнять маленькое помещение своими миазмами. Ротмистр зафыркал носом:
— Жандармы, как я вижу, вас пряниками кормили. Ну а я МАД на вас опробовал. Методика активного допроса так зашифровывается. Это вам не по морде получать, тут основа несколько иная. Это вы, краснюки вонючие, режете ремни, глаза колете, в кострах жарите… Фантазии у вас нет, выродки… И на расплату вы жидки, господа. Пехота гибнет зряшно, потому что ее вожди не к светлому будущему стремятся, а к удовлетворению низменных потребностей, от тщеславия до шевеления безумных тараканов в голове…
Ротмистр чиркнул спичкой и закурил папиросу, отошел в глубину коридора, встал поближе к разбитому стеклу и скомандовал:
— Пляскин! Прислать пяток солдатиков из этих, пусть отмоют своего… говнокомандующего. Потом ко мне его в вагон, я с ним поговорю, хорошо так поговорю, с чувством, с толком, с расстановкой…
