Григорий Михайлович бросил взгляд на арчеговское послание. Помощи от японцев не будет, даже барон Унгерн, и тот притих — жалобы на своенравного и жестокого немца в эти дни практически не приходили. Роман Федорович явно выжидает развития событий, а потому и молчит, не выказывая правительству как согласия, так и своего неодобрения. Хуже того — барон начал переговариваться по телеграфу с Арчеговым, а это о многом говорило.
— Если я начну сопротивляться, — Семенов прошелся по комнате, размышляя вслух, — то сыграю на руку красным! И меня раздавят с трех сторон! И казаки вряд ли поддержат… Если не буду, то рано или поздно меня уберут из Забайкалья. Значит, надо принимать его условия полностью, другого выхода просто не существует!
Атаман взял со стола колокольчик и позвенел в него. Дверь тут же открылась, и на пороге комнаты появился адъютант, молча замерший в ожидании приказа.
— Отправьте телеграмму командующему Сибирской императорской армии полковнику Арчегову: «Ваше превосходительство, с предложенным полностью согласен. Немедленно приму все меры к вербовке китайцев. Золото из Читинского казначейства будет завтра отправлено. Точка. Подпись — походный атаман Забайкальского, Амурского и Уссурийского казачьих войск и командующий войсками Забайкальской области войсковой старшина Семенов». Зашифруйте и немедленно отправляйте в Черемхово!
Глава третья
Чтобы пан или пропал…
(4 января 1920 года)
Канск
— Не угомонятся никак, ваш бродь. Палят, как оглашенные! На первую сотню насели…
Бородатый казак не договорил, екнул и упал на снег. Полковник Бычков сразу не понял, что случилось, но, наклонившись, увидел, как дымящаяся алая кровь вылетает тонкой струйкой из пробитого пулей виска. Глаза станичника уже остекленели — он был мертв…
Вот уже неделю Иркутский казачий полк отчаянно отбивался в Канске от наседавших с трех сторон тасеевских партизан. И был бы ему давно конец, если бы со спины не прикрывали стоящие на станции чехословацкие эшелоны с бронепоездом.
Первый раз чехи выручили тридцатого, когда в казармах забузили солдаты 55-го и 56-го полков сибирских стрелков. Соединись они с подступавшими к городу партизанами, был бы конец. Но «братушки», до того несколько дней смотревшие на русских солдат и казаков с плохо скрываемой ненавистью, неожиданно пришли на помощь. Чехи высыпались из вагонов и под прикрытием пулеметов оцепили мятежные казармы. Восставшие были разоружены и разогнаны, большинство сбежали к партизанам.
Следующим утром чехи передали полковнику телеграмму от атамана Оглоблина из Иркутска. Новости были шокирующие — оказывается, связи не было потому, что в городе восстали эсеры, а чехи поддержали их. Но части полковника Арчегова, прибывшие из Забайкалья, подавили восстание, и нанесли поражение второй чешской дивизии. Вся власть перешла в руки нового Сибирского правительства, а к Красноярску продвигаются надежные войска.
Телеграмма вызывала больше вопросов, чем давала ответов, но одно из нее Бычков понял твердо — Канск нужно удержать любой ценой, иначе дорога на Енисей будет закрыта.
Новости изрядно приободрили как казаков, так и защищавших город отряды дружинников Желякевича и Чунавина. Сдаваться на милость победителей гарнизон наотрез отказался — партизанам соврать не дорого взять, тем более по опыту они прекрасно знали, что повстанцы их в плен брать не будут. Стоит только сложить оружие, и все прекрасные обещания, данные красными, будут забыты в тот же миг, и начнется безжалостная расправа.
Неимоверными усилиями полковнику удалось удержать в повиновении Канский стрелковый полк. Смутьянов вовремя изъяли и расстреляли, ненадежных взяли под арест в казармах, а три сотни солдат из полка добровольно присоединились к гарнизону.
Штурмовать город партизаны попробовали только раз, но были отбиты с большим уроном. Но беспокоили без перерыва на обед и сон — днем и ночью гремела стрельба, наводя ужас на обывателей. И только потому части Бычкова отбивались — перепуганные горожане, боясь резни и повальных грабежей, вступи красные в город, всячески старались поддержать гарнизон. Но сегодня партизаны решились на новый штурм — пошли большими силами в атаку, беспрерывно паля в воздух для вящего устрашения…
— Ваш бродь! Патроны кончаются! Сотник Скуратов просит помощи!
Бородатый казак с вытаращенными глазами, как у рака, прислонился к стене дома, спасаясь от пуль, что роились кругом разъяренными пчелами.
— Нет у меня патронов! Закончились! — отмахнулся полковник. — Скажи сотнику — держать оборону, иначе всех вырежут.
— Господин полковник! Они по льду реки повалили, а к пулеметам ленты закончились! Надо отходить к станции, иначе погибнем!
Бычков похолодел — если опытный и хладнокровный сотник Немчинов так говорит, то действительно хана. И в рукопашной не выстоять — на одного казака по пять партизан приходится.
Полковник открыл рот, чтобы скомандовать отход, как тут над головой раздался до боли знакомый гул, и тут же на реке вздыбились султаны взрывов. Человеческие фигурки суматошно заметались, стремясь найти укрытие, но где там. Снаряды все летели и летели, причем уже правее, где длинными серыми полосами на белом снегу вытягивались для наступления густые от множества партизан стрелковые цепи.
Чешские бронепоезда снарядов не жалели, и красные не выдержали обстрела — ровные пунктиры смешались, превратились в точки, которые тут же бросились врассыпную к зеленеющей каемке тайги.
Обстрел внезапно прекратился, стала слышна частая пулеметная трескотня. А далеко левее фронта показалась серая от шинелей цепь. И партизаны тут же бросились наутек — фланговый удар чехов был страшен…
Красновское
— Почитай вот это, Семен Федотович. Очень интересная штука получается. — С лукавой улыбкой Шмайсер протянул Фомину листок бумаги.
И, скосив глазом в сторону генерала Молчанова, добавил с усмешкой:
— В сумке у убитого нашли. Четыре кубаря на рукаве — командир полка. Но как в его сумке такое оказалось, ума не приложу. Видно, копия. Или сам начдив Лапин забыл сию бумажонку, уж больно резво он от нас ушел. Да мало ли что, гадать без толку — главное тут в содержимом.
— «Разбитые части 1, 2 и 3-й армий противника в беспорядке отступают вдоль Сибирской железнодорожной магистрали в направлении на Ачинск. Нашей армией 28 декабря занят Мариинск. Частям армии приказываю уничтожить отступающего противника и овладеть районом Ачинска».
Семен Федотович читал вслух ровным и спокойным голосом, но от сдерживаемого волнения немного задрожали руки. Великое счастье для любого военного знать планы врага — это многого стоит. И сейчас в его руках была директива командующего красной 5-й армией латыша Эйхе, что неутомимо преследовала деморализованные поражениями колчаковские войска.
— «Во исполнение сего:
1. Комгруппы Семипалатинской и 26-й дивизии задача прежняя.
