— Словно кошка с котятками на синем половичке.
На середине широкой реки маневрировали катера большего размера. Три незнакомых, с такой же не очень серьезной артиллерией, а вот третий генерал узнал с ходу — бронированное посыльное судно с горной пушкой со щитом на тумбе да два пулемета в качестве десерта. Серьезный кораблик, несмотря на столь малые размеры и водоизмещение в 30 тонн, способный обратить в бегство хоть батальон повстанцев — пулеметы и винтовки последних не могли причинить ему существенного вреда.
Столь солидный боевой эскорт сопровождал настоящий транспортный караван, какой генералу не приходилось еще видеть в жизни — два десятка пароходов, буксиров и барж, на палубах которых разминали ноги, в ожидании схода по вываленным на берег трапам, сотни молчаливых и крепких солдат в трехцветных маскировочных халатах.
— Лейб-егеря, — прошептал Ефим Георгиевич, моментально опознав форму по описаниям — видеть новую императорскую гвардию атаману еще не приходилось. Но слухами земля полнится…
Набережная наполнялась народом, радостно галдящим, как гуси на лугу. Впору было удивляться, откуда набежало столько обывателей в столь ранний час. Все ликовали, лишь Сычев, горделиво встав в позу Наполеона (должен же он показать адмиралу, кто в этих краях хозяин) у старого бревенчатого пирса, к которому рыбаки привязывали свои дощатые баркасы, жадно поглощал глазами прибывшие подкрепления.
— Однако, — только и вымолвил генерал, всем существом чувствуя, что дела вскоре начнутся крайне серьезные. Егерей было много, никак не меньше восьми сотен, полный батальон. Да еще три сотни морских пехотинцев, вооруженных новыми «хлыстами». Несколько таких автоматов было в гарнизоне города, но тут счет шел на десятки, если не сотни, с учетом егерей.
Еще он увидел два погруженных на баржи броневика с парой круглых пулеметных башенок, взвод из двух короткоствольных 48-мм линейных гаубиц да целую батарею из четырех горных орудий. На пологом берегу уже копошились саперы да неспешно строились в ротные колонны уверенные в себе гвардейцы.
— Иптыть! Никак арчеговский дружок пожаловал?!
Сычев от удивления потряс головою — нет, не померещилось, не поблазилось, так оно и есть. Прямо к нему ходко шел по речной волне катер с вице-адмиралом Смирновым, бывшим морским министром при Колчаке, а ныне командующим военно-морскими силами и помощником военного министра генерал-адъютанта Арчегова.
Ефим Георгиевич проворно спустился на пирс, приготовившись встречать Смирнова. Деваться было некуда, приходилось придерживаться субординации. И недовольство свое прятать подальше, натянув на лицо самую любезную улыбку. Этот морской выскочка генеральские склоки пресекал железной рукою, намертво вышибая «местничество». А делаться «сычем» Ефим Георгиевич очень не хотел, памятуя о тех днях в Иркутске, когда сам управлял военным министерством.
— Какой же я дурак! Собственными руками карьеру им сделал. Эх, знать бы раньше…
Омск
— Вы, Владимир Оскарович, в отличие от меня, грешного, академию Генштаба закончили. — Арчегов мысленно усмехнулся, глядя на несколько удивленное лицо командующего 4-м Сибирским армейским корпусом генерал-лейтенанта Каппеля. Тот, словно хорошая охотничья собака, тут же насторожился, чувствуя подвох со стороны военного министра. И взгляд стал нехорошим, оценивающим. Потому таких недоверчивых генералов нужно сразу огорошивать.
— Вы помните, как начиналась прошлая война с германцами? Поэтапно для нас.
— Конечно, Константин Иванович! Началась с объявления мобилизации, через неделю началась переброска войск, к концу месяца и мобилизация, и перевозки основной массы были закончены! Вот и все…
— Заодно и проиграли войну, — усмехнулся Арчегов.
— Это почему же, Константин Иванович?
— Да потому что, начиная ее, нужно с первых же часов нанести страшный упреждающий удар по противнику, не дать ему не то что провести развертывание, вообще сорвать всю мобилизацию! Углубившись на сотню верст вглубь за неделю!
— Константин Иванович, нашими скудными силами всего в пятнадцать кавалерийских и казачьих дивизий сорвать мобилизацию в приграничной полосе у германцев и австрийцев тогда было невозможно…
— Разве я говорил о кавалерии, Владимир Оскарович? Я имел в виду пехоту — царицу полей!
— Позвольте, Константин Иванович, сказать, — усмехнулся Каппель. — Наши дивизии имели треть от штатного состава, едва усиленный полк. Он бы просто растаял в первые дни, и вливать запасных было бы некуда.
— Позвольте мне говорить с вами откровенно, Владимир Оскарович, предельно даже откровенно?! Без чинов, как положено говорить двум старым сослуживцам, если не по полку, то по дивизии.
— Конечно, Константин Иванович.
Арчегов наклонился над столом, положил на него ладони и, пристально глядя в глаза собеседника, заговорил:
— Вот смотрите, какая вырисовывается картина: о том, что представляет из себя германская боевая машина, о ее способности к быстрой мобилизации в нашем Генштабе было хорошо известно. И давно. Об этом знали все: от последнего юнкера до маститых генералов, что по ветхости своей помнили рассказы чуть ли не со времен Очакова и покорения Крыма. А потому начали то самое злосчастное наступление в Восточной Пруссии раньше окончания мобилизации, дабы спасти Францию от разгрома.
— Все это так, Константин Иванович, — генерал Каппель согласился, но некую осторожность Арчегов уловил сразу — его собеседник не спешил высказывать собственные мысли. И потому он решил заставить Владимира Оскаровича заговорить начистоту.
— Я еще прошлой осенью думал на досуге и решил, что у нас была неправильная военная организация. В империи в мирное время было под ружьем полтора миллиона человек, порядка 70 дивизий и 20 бригад, не считая кавалерии. Еще три миллиона отмобилизовали, укомплектовали войска до полного штата и развернули из запасных еще четыре десятка дивизий в течение трех месяцев. Чудовищная сила! Вот только в этом и было наше бессилие. Сейчас я вам постараюсь обосновать свою точку зрения.
— Для меня будет интересно ее выслушать. — Голос Каппеля был сдержан, без насмешки, глаза смотрели серьезно.
— В каждой нашей дивизии было 48 орудий, 6 батарей против 12 германских. Что наши имели на 2 пушки больше, роли не играет. Против наших 16 батальонов германская дивизия имела 12. Вывод таков — наши солдаты превращались в пушечное мясо для немецких пушек!
— Но это аксиома для всех, и для меня тоже. К семнадцатому мы перешли тоже на 12 батальонов, хотя германцы уже имели по 9 на дивизию.
— Нашим стратегам потребовалось два с половиной года мясорубки, чтобы уяснить это?! Хотя достаточно взглянуть на предвоенное штатное расписание. А ведь выход был — я бы оставил именно такую организацию нашей дивизии, установив только двойной комплект офицеров и унтер-офицеров, сверхсрочно служащих, и уполовинив батареи — тогда бы их было 12 4-орудийных супротив такого числа германских, но 6-орудийных.
