— Да, да, конечно. Раз прибыл, то примем.
Андрей отложил в сторону бумаги и несколько раз глубоко вздохнул. Интриги множились, и, главное, их надо было держать под контролем и ни в коем случае не упустить. Вызванный глава оккупационной администрации бывшей Чехии ранее был министром иностранных дел, по отзывам многих — старый волк, съевший зубы на дипломатических ристалищах. Еще та школа, кайзеровская, исходящая от знаменитого «железного канцлера», чьим именем назван новейший линкор.
Нынешний глава МИД Риббентроп среди коллег по ведомству не пользовался уважением — упертый нацист, выдвиженец Гитлера, подписавший пакт с Молотовым. А потому и за рубежом к нему относились с прохладцей, если не сказать хуже. Он и «коротышка» Геббельс — два брехуна на пару, вызывающие тошноту.
Однако Андрей не мог вот так запросто снять одного и назначить другого министра. Мало ли что — в закулисных политических течениях он пока худо разбирался, но одно уяснил уже точно. Генералитет относился к Риббентропу более чем прохладно, но в то же время отзывался о Нейрате с уважением, а этим обстоятельством было не грех и ему самому воспользоваться, начиная «чистку» — «старая, добрая Германия» всяко лучше осатаневшего от крови нацистского рейха.
— Очень рад вас видеть, протектор! Надеюсь, вы пребываете в добром здравии!
Андрей сочился показным радушием, даже выслушав ответное холодное приветствие старика в форменном мундирчике. Хотя возраст понятие относительное — это для Родионова он показался пожилым человеком, но вряд ли для настоящего фюрера. Вот на этом и стоило сыграть — он заметил в глазах фон Нейрата полыхнувшие огнем искорки несказанного удивления, но тут же глаза дипломата приняли привычное холодное выражение, да и лицо стало непроницаемым.
— Какова ситуация в протекторате? — интерес в голосе Андрея был неподдельным, наигранность он старался не показывать, ведь даже малейшая фальшивость пойдет во вред его замыслам…
Он слушал фон Нейрата внимательно, стараясь уловить все оттенки его речи. Нет, ситуация в Чехии его интересовала, но и этому он уделял большое внимание, время от времени задавая провокационные вопросы и раз за разом ловя на себе удивленные взгляды протектора.
Странная была оккупация, очень странная. Чехам настрого запретили держать армию, изъяв все вооружение в пользу вермахта, но офицеров наделили пенсией, и более того — тех из них, кто имел немецкое происхождение, брали на службу рейху.
На крупную промышленность наложил свою лапу Геринг, более-менее значимые заводы достались немецким концернам, но и самим чехам оставили немало. Да и немецкая администрация не вмешивалась открыто и властно — считалось, что чехи, долгое время находившиеся под властью империи Габсбургов, уже порядком онемечены.
Границы чехословацкие порядком обкорнали, и за дело, кстати. В тех же Судетах на три миллиона немцев едва приходилось полмиллиона чехов. В Тешинском княжестве две трети населения составляли поляки. А ведь было еще Закарпатье с русинами и украинцами и Рутения с венграми, причем там так называемые «национальные меньшинства» составляли большинство населения. Типичный примерчик «уродливого дитя» Версальского мира, когда в угоду «своим» безжалостно обрезали землю у других, руководствуясь чисто политическими моментами.
И за вторым примером далеко не надо ходить, он рядышком находится, чуть севернее карпатских отрогов. Польша, что бредила Речью Посполитой «от можа до можа» — от Балтики до Черного. Логика панов была убойной — вернуть границы двухвековой давности. Антанта им порадела, а ведь как не помочь союзнику. От немцев оттяпали Померанию, у литовцев и белорусов силой отобрали Вильнюс — Вильно, Волынь и Галичину откровенно завоевали, хохлам устроили пацификацию. А про Черную Русь и большую часть Белоруссии говорить не приходится: до Двинска и Полоцка протянулось «исконное польское наследство». И еще Киев желали! Прав Молотов, когда говорил об «уродливом порождении Версаля».
Желание панов понятное, но ведь тогда и США должны перестать существовать — ибо они в XVIII веке были английским владением! А чехи своего королевства еще хрен знает с каких времен лишились! Но государство им в 1918 году скоренько отвели, прочертив по карте линии, и такое?! Там на одного чеха приходилось по два иноплеменника — словака, русина, венгра, немца и прочих. И вот теперь нужно хоть как-то разрешить этот вопрос, пока взаимная ненависть не устоялась.
— Господин фон Нейрат, я вами доволен, — подытожил доклад Андрей и на секунду задумался, прикидывая, как бы половчее изложить свои замыслы, но не ошибиться.
«Намеками? Нет, тут нужно дубиной хорошо шандарахнуть по темечку. Пусть охренеет, что фюрер кардинально изменил свою точку зрения на европейскую политику. И покрепче влупить, тогда я пройму этого лощеного дипломата и фона!»
— Я думаю, что мы все совершили очень тяжкую ошибку, установив над Чехией наш протекторат! В первую очередь это было мое недальновидное решение как рейхсканцлера.
Глаза фон Нейрата на секунду вывалились из орбит, но он тут же подавил изумление. И не воскликнул — сдержался. Андрей злорадно усмехнулся, но мысленно, внешне оставаясь спокойным.
«А ведь тебя проняло, дорогой мой. Шибко проняло. В докладе ты ухитрился ни разу не назвать Чехию, все время говоря о Богемии и Моравии. А тут такая оплеуха! Погоди — то ли еще будет!»
Дюнкерк
Пикировщики устроили «адскую карусель», безжалостно и настойчиво штурмуя английские позиции. Там, в затянутое черным дымом небо, вздымались огромные султаны взрывов, во все стороны летели обломки техники. На земле лязгали гусеницами танки, уходившие вдаль, прогрызая огнем уцелевшие очаги обороны.
— Это все, Неринг! — Гудериан с нескрываемым удовлетворением отнял окуляры бинокля от глаз. — Мы наконец прорвали их позиции и полностью отсекли британцев от Канала. Полностью!
«Шнелле-Хайнц» усмехнулся — все эти долгие ночные и утренние часы ему приходилось прятать нарастающее с каждой минутой волнение. Он решился на отчаянный шаг — бросить в бой относительно свежую вторую танковую дивизию и скинуть англичан в море. Решился потому, что вчера вечером уловил, как слабеет ответный огонь противника, и понял, что у тех просто кончаются боеприпасы.
Риск был чудовищный, ведь отрази британцы атаку, то его корпусу потребуется много времени для восполнения потерь. А если говорить правду, то танковые дивизии вообще станут неспособными к наступательным операциям. Но жребий того стоил — любая затяжка боев во Фландрии давала французам желанную передышку, которую они не могли не использовать для укрепления своих позиций.
— Мой генерал! Радиограмма из ставки, от фюрера!
Адъютант генерала майор Венк протянул сложенный вдвое листок бумаги. Гудериан развернул его, быстро пробежался глазами по машинописным строчкам. Усмехнулся и протянул бумагу начальнику штаба. Тот буквально впился в текст.
— Что скажете, мой дорогой Неринг?
— Готовится наступление против французов, а потому нам приказывают беречь танки, мой генерал.
