ПРОЛОГ
— Ах ты мой милый, ты мой ненаглядный!
Просыпаться не хотелось, открывать глаза было невмоготу. Андрей поежился, ощутив озорной влажный утренний холодок.
— Я кушать принесла тебе! — Голос звучал уже рядом.
— Да, дорогая, — промурлыкал он.
Андрей с хрустом, вкусно, потянулся. Тело, сбросив с себя остатки сна, вновь ощутило радость бытия. Только сразу же это ощущение и пропало, дальнейшее оказалось не очень приятным делом.
— Да какая я тебе дорогая?! Тьфу на тебя! Шлялся где, спрашиваю, опять всю ночь, скотина?!
Сварливому женскому голосу в унисон вторил такой же противный поросячий визг. Андрей еле открыл глаза. Жена стояла напротив него, уперев руки в бока.
— Ну, че молчишь?! — Анна требовательно топнула ногой. — Опять с Варькой по сеновалам шастал?! Ну?
— Не нукай! Ты мне не конюх, я тебе не жеребец!
Андрей, кряхтя, вылез из большой копны и отряхивал с себя приставучие соломинки.
— Да какой ты жеребец?! Ой, люди, гляньте-ка, — жена всплеснула руками. — Уже как полгода от тебя ни молока, ни шерсти… Ох!
Она с трудом присела на лавку и обхватила руками большой живот.
— Ты чего ведра полные таскаешь? — Андрей подхватил ведро и перевернул его в кормушку поросенку. — Дитю ведь скоро…
— А ты че, меня пожалеть решил? — Жена с трудом наклонилась, чтобы перемешать в корыте бурду. — Кушай, кушай, мой дорогой!
Поросенок, погрузив пятачок почти по самые глаза в жижу, с упоением чавкал, жена гладила его по еще не успевшей стать жесткой щетинке на розовой спинке.
— A-а! Его-то ты больше, чем меня, любишь! — Андрей помог ей выпрямиться. — Свинтус у тебя дорогой, а я — скотина! — Он, улыбаясь, попытался поцеловать жену в щеку, но та отстранилась. — А, мать? Как такое может быть? По какой причине?
— А так! От порося толку больше, чем от тебя на дворе! У тебя, вона, ум из ушей скоро полезет! Причину ему, вишь, подавай! А причина, она, вот она: Варька твоя!
Жена гневно сузила глаза — лицо раскраснелось. И тут же зачастила, выплевывая слова и слюни:
— Раньше, хоть, чегой-то мало-помалу делал, а как связался в ней, так и совсем дома не бывашь! Утром на рыбалке, днем с Варькой, ночью, вона, уже повадился со двора шастать! Спишь и то от меня подальше, на сеновале! Думашь, я не слыхала, как воротина утром скрипнула? Петух еще не орал, как ты на двор заявился! У-у-у! — Она погрозила ему пустым ведром. — Как есть повыдираю ей волосья, глаза ее бесстыжие выцарапаю! Ну, ладно, она — дура малахольная, все со своими книжками бегает! А ты, козел старый? Ты в зеркало-то на себя глянь! Ну, че молчишь?
— Да я же говорил тебе, что мы персеиды смотреть ходили, сейчас же конец августа, как раз они через орбиту Земли проходят! — Андрей замялся, не зная, как объяснить супруге.
— Чего?! — Она подперла руками поясницу, широко расставив ноги. — Ох… Етить твою мать! Люди добрые, гляньте-ка, он еще и умничат!
— Звезды это такие падающие! Анна, — та недовольно отвернулась, — последний раз тебе говорю, перестань меня цеплять! У нас с Варварой ничего нет! Она еще совсем девчонка, в институт ведь поступать на будущий год будет, с Татьяной нашей ровесница! И зовет она меня дядя Андрей, не иначе! А тебе бы все поворчать!
— Ишь ты! Я его цепляю! Как шугану твою Варьку со двора да еще ведро помойное ей на голову надену! — Жена разошлась не на шутку. — Про дочку вспомнил! Она тебя тоже дядя Андрей зовет! Потому как ты чужой ей! Вона, лучше бы о моей девке так заботился, подарки дарил бы, вот она тебя папкой и стала бы кликать! — Анна, переваливаясь, как утка, медленно пошла к дому. — Ты Варьке-то своей с города в последний раз чего привез? Денег стратил кучу! Помнишь? А Таньке?
— Ну, мы же говорили уже об этом, Анна! — Андрей нахмурился. — У девки, кроме бабки Магды, никого нет, вот я и привожу книги. Ей же в институт готовиться надо! А у Таньки твоей одни гулянки и парни на уме! Ей-то учебники вряд ли понадобятся, а тряпки да помаду ты сама ей покупай, я же всю пенсию и так тебе отдаю!
— Ай! — Анна махнула рукой. — Бабы меня засмеют! Жена, вона, скоро дитя ему народит, а он с чужой девкой днями и ночами вошкается, звезды свои глядит!
— Ну, хочешь, я с ней дома у нас буду заниматься? — Андрей просительно поднял брови. — Анечка, ну не могу я целыми днями без дела мотаться! Вот с девчонкой и занялся немецким, в иняз ведь готовится! А я, хоть и годков двадцать назад это было, но сам на том факультете цельных два года оттрубил! Как не помочь?! И ей хорошо, все одно не самой, и мне — язык тренирую, мозг развиваю…
— Ха! Язык он тренирует! Ты с кем говорить-то по-немецки будешь тута? С дедом Иваном? Так он с войны только «Гитлер капут» и «Хенде хох» помнит! — Она открыла дверь в дом.
— А что? — Андрей взорвался. — Водку жрать лучше? Ты что, забыла, как мужик твой в реке по пьянке три года назад утоп? Забыла? Напрочь память тебе отрезало?!
— Что то зараза, что то! Что водку пить, что книжки твои глупые читать! Вон, дитя народится, молока нужно будет, корову еще нужно будет заводить, а у нас для бычка-то сена толком не запасено! Косилку, вона, почини! Все лето литовкой махали! Сидит с утра до ночи, книжки свои читает! Тьфу, срамота! На рыбалку лучше сходи! Стыдоба…
Анна с силой хлопнула дверью, и последние слова Андрей уже не расслышал…
* * *
Клевало изрядно — рыбалка на небольшой сибирской речушке была в полном разгаре, да такая, что поплавок ежеминутно уходил под воду, а дальше зависело от самого рыболова.
Однако Андрей являлся не совсем умелым ловцом — он ухитрялся вытаскивать на бережок только одну из пяти клюнувших рыбин.
Но даже и такой неуклюжий лов принес прибыль — в целлофановом пакете у его ног шевелилась уже парочка крупноватых, чуть ли не в локоть, хариусов.
Андрей не глядя достал из куртки помятую пачку сигарет, зубами подцепил последнюю. Пустую пачку аккуратно засунул обратно в карман.
Он уже приучил местную молодежь убирать за собой на бережке, где любил порыбачить, следы ночных посиделок с неизменными пластиковыми бутылками дешевого пива, так что и самому не следовало мусорить.
— Эх, Анна, Анна! — Он задумчиво поскреб подбородок. — Хорошая ведь баба! Ну почему ты меня не хочешь понять?
Адресованный в пустоту вопрос так и остался без ответа. Крупная рыбина, не меньше чем на три килограмма, неудачно подсеченная Андреем, с победным видом ударила серебристым хвостом по голубой воде, подняв каскад брызг, и ушла на глубину, утянув за собой крючок и грузило вместе с порванной леской.
— Ферфлюхте, и тут невезуха! — матерясь вполголоса, Андрей перематывал новую леску. — Эту-то точно не порвешь, курва! — Он погрозил кулаком в сторону реки. — Зря, что ли, я за нее такие деньжищи отдал?
