— В общем так, — Андрей уже оживился, распираемый командным зудом. — Доходим до селения, разгружаем обоз — местным селянам зимой зерно пригодится. А сами хорошо отдыхаем. Затем лучников отправляем назад, в Поборское, — животом скорбных воинов поберечь надо. Всех отправим. Без исключения. Дабы гарантия от подобного надежная была. Брата Райтенберга для охраны с ними на всякий случай, мало ли что…
Андрей усмехнулся, скривив губы в оскале и ткнул пальцем в завернутую тряпицей стрелу. Внимательно посмотрел на священника — тот прикрыл глаза, разделяя опасения командора.
— Идем к «Трем дубам» по этой тропе, коней навьючим всем необходимым. А что касается волкодлаков… На месте посмотрим! Одно скажу — волков бояться, в лес не ходить!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
«ОТЛОЖИ КОСУ СВОЮ, БАБКА, НАНЕМНОГО»
ГЛАВА 1
— Ваша светлость, проснитесь! Беда!
Сильная рука Арни вышибла из Андрея дремоту, и он первым делом схватился за рукоять меча и лишь потом открыл глаза. В отсветах пламени костра суетились орденцы, все с оружием, злые.
— Что случилось?! — Сон смахнуло рукой, и Андрей живо вскочил на ноги. Но меч выхватывать из ножен не стал — не видел пока опасности.
— Головной дозор весь порешили, брат-командор! Глотки четверым порвали! Волкодлаки проклятые!
— Что?! Всем четверым?!
Известие пробрало Андрея до копчика, и он рванулся в темноту, подсвеченную отблесками далеких факелов. Через две сотни шагов выскочил на большую поляну, на которой собрался добрый десяток крестоносцев, сжимая в руках факелы.
Они стояли молча, слышалось только сопение да скрежет сжатых зубов. А на земле, возле раскидистого куста, беспомощно лежали тела в красных и синих орденских плащах.
Никитин подошел и наклонился над убитыми. Кто-то услужливый поднес поближе ярко горевший факел, и Андрей невольно поежился — ледяные мурашки пробежали по спине и забрались на шею, стянув кожу в пергамент, застывший от ужаса.
У всех четверых зарезанных волкодлаком почти счастливые, умиротворенные лица, вот только само горло порвано трилистником на лоскуты. И кровь, везде кровь…
— Твою мать! — смачно выругался Андрей, ему стало жарко.
Пот ручьями тек по лицу. Он только сейчас неожиданно вспомнил тот странный сон, что привиделся ему, пока он лежал в беспамятстве после падения со взбесившегося от боли коня.
— Волкодлаки, значит! — с угрозой в голосе прохрипел Андрей, кляня себя за то, что не поверил священнику насчет этой угрозы. Не поверил потому, что подобного зверья в его мире не существовало, за исключением книг, где авторы давали разгул собственной фантазии.
— Брат-командор, — из темноты вынырнул старый рыцарь, и Андрей живо повернулся к нему.
— Отец Павел, ты вовремя…
— Караульные, что у лошадей стояли, тоже уснули. И кони все попадали, ни один не всхрапнул!
— Их тоже перерезали?! — от ужаса у Андрея встали волосы дыбом, но старик замахал руками так яростно, что сразу отлегло от сердца.
— Не успели волкодлаки проклятущие! Мы туда вовремя прибежали!
— Что хоть говорят-то?
— Стоило на секунду глаза прикрыть, и все. Ничего не помнят. Уснули все разом, как в трясину провалились.
— Дела, — Андрей вытер со лба пот. — Выходит, что эта тварь сон вначале насылает, а потом спокойно режет. И лихо мерзавец работает, ибо пока мы здесь стояли и глазели, он уже другой караул успел усыпить!
— Откуда ты знаешь, что он один? — удивленно поднял брови отец Павел. — Ты что, его видел?
— Поверь мне, знаю! — ощерился Андрей. — И знаю, как его завалить! И теперь мне понятно, как он словаков загрыз. Ведь так, отец?
— Похоже на то, брат-командор, — тихо ответил священник и присел на корточки. — Раз ты так говоришь, то мне хочется тебе верить! Но…
— Что но? — Андрей опустился рядом и понял, что привлекло внимание старика — один из «красных», уже засыпая, сообразил, видно, что дело неладное, и схватился за рукоять длинного изогнутого кинжала, похожего на русский армейский бебут образца 1907 года. — Видишь, он же смог почувствовать, значит, волкодлак не так уж всемогущ!
Андрей взял ножны с кинжалом и приладил их к своей перевязи. Усмехнулся, пробормотал с угрозой:
— Этим бебутом я сдеру шкуру с волка, отец!
— Не хвались напрасно, сын мой, — покачал удрученно головой священник, — не гневи Господа пустыми клятвами!
— Да при чем тут твой Господь, раз он такое допускает… — Андрей осекся под блеснувшим металлом взглядом отца Павла. — Я не хвалюсь! Думаю, что мне удастся это сделать. Видишь ли, я видел новый сон и считаю, что не совсем сон это был…
— А ну-ка, — заинтересовался священник. — Расскажи мне про него поподробнее, сын мой…
Ночь была прохладной, даже чересчур. Чувствовалось, что осень потихоньку начинает сдавать, уступать свое место зиме. Днем еще было относительно тепло, но с вечера, как встали на бивак, ощутимо похолодало — пар уже вырывался изо рта.
Уставшие за день тяжелого пути люди жались к кострам, протягивая к животворному огню озябшие руки. Вымотались за день, хотя прошли едва два десятка верст.
Слишком часто попадались тяжелые участки с размытой тропой. Тяжело нагруженных коней здесь проводили по одному, очень осторожно, ибо сорваться с крутого склона вниз было проще простого.
Так потеряли уже двух лошадей и одного «синего», что не удержался и полетел в пропасть на острые камни. Андрей даже смотреть вниз не стал и так видел, как побледнели видавшие виды воины. Двоим ратникам так поплохело, что чуть не вывернуло. Ничего привлекательного в смерти нет. Особенно в такой, когда тело всмятку, как сырое яйцо под кованым сапогом. Высота склона очень приличная была, с двенадцатиэтажный дом.
На бивак встали задолго до вечера, уж больно удобным оказалось место, похожее на каменный мешок, укрытый с трех сторон высокими скалами. Волкодлака можно было не опасаться, если только он не превратится в человека и не начнет метать камни с самого верха.
То, что эта тварь не угомонилась, а преследует, ясно осознавали люди, ощущающие себя весь день крайне тревожно. Беспокоились и лошади, а эти животные, как и собаки, в чем были все уверены, особенно хорошо распознают нечистую силу.
Андрей чувствовал себя превосходно, несмотря на предстоящую охоту волкодлака. Решили взять эту тварь старым хитрым способом: на приваду, как говорят охотники, или на живца, по рыболовной терминологии. Причем в качестве живца, а Андрею, как бывшему рыбаку, более по нраву был живец, выступал он сам и верный Арни.
Настроение от этого не ухудшилось, наоборот, изрядно улучшилось. И главное — у одного из убитых тварью «синего» в туле обнаружили ну очень интересную стрелу, с наконечником в бороздках. И пузырек там же был, редкостный, из дорогого бухарского зеленого стекла, с узнаваемым содержимым — тот же яд был на стреле из тисового лука, что не смогла пробить арабскую кольчугу.
