Толкать десятую танковую отправили, как и следовало ожидать, приданную нам в усиление тактическую группу. Она наступала правее, и Громов мог только представить, какими словами крыл командование корпуса и бригады командир тактической группы полковник Игумнов. Хуже нет, быть приданным другой части. Всегда бросают в самое пекло.
Генерала Шульце сгубила германская страсть к порядку. Требовалось, оставив всю колесную технику и автотранспорт, прорываться налегке по лесным просекам через позиции танкистов сороковой бригады в направлении на Цехановец, с целью соединения с польскими войсками, чтобы срезать русский клин, прижавший его к границе. Этот удар имел шансы на успех: гусеничная техника пробилась бы по пересеченной местности несколькими колоннами. Но тогда пришлось бы оставить на милость местных жителей и русских основную массу раненых и много вспомогательной техники. Как и положено дисциплинированному офицеру, генерал доложил об этом фон Рамелову. Тот в раздражении бросил:
– Нет, генерал. Только не это. Вы представляете политические последствия? Несколько сотен раненых брошены на произвол судьбы. Что из этого сделают телевизионщики? А какова будет реакция канцлера и министра обороны?
– Но это – военная необходимость, Herr der Befehlshaber. Русские, насколько я знаю, полностью соблюдают Женевскую конвенцию от сорок девятого…
– Это приказ, Шульце. Выполняйте! – И фон Рамелов отключился.
Шульце выбрал другой вариант: оставив сильный арьергард, отступать по шоссе в сторону Бельск – Подляски и далее на юг, где ему и следовало соединиться с поляками. Отступать вместе со всеми тылами и ранеными по хорошей дороге. Расчет ставился на то, что русским для перехвата отступающих потребовалось бы наступать вдоль шоссе по пересеченной местности, ломая при этом сопротивление поляков. Это давало возможность отойти вместе с тылами и ранеными, чего и требовало командование.
Но поляки не смогли удержать русских. Здесь нет ничего удивительного. И никакой трусости или безволия поляков. Дело в другом, в мобилизации. Вчерашние обыватели, вырванные из своих удобных кресел перед телевизором, из привычной среды обитания, оторванные от жен и детей, оказались на линии огня, да еще плечом к плечу с солдатами разбитой кадровой армии. Представьте себя на их месте, дорогие читатели. Долго вы бы сдерживали атаки неприятеля, который лупит издалека высокоточными боеприпасами, кассетными и осколочно-фугасными снарядами, а потом бросает в бой пятнистые приплюснутые танки? С действующим на нервы гулом турбин. Несмотря на пересеченную и удобную для обороны местность, польские войска побежали от первого удара. Преследовать их танковая бригада не собиралась, круто повернув на юго-восток к шоссе на Бельск – Подляски.
Тевтонцам пришлось останавливаться и разворачивать оборону вдоль шоссе на открытом месте, а русским – атаковать из густого пролеска. Немцы дрались, как черти, не отступая и отчаянно маневрируя своими батальонами. Но шоссе было запружено тыловыми колоннами, и дивизия вступала в бой частями, преодолевая месиво из машин и тягачей. Около половины немцев все же прорвались, несмотря на ураганный огонь русских танков и артиллерии. Все шоссе и окрестные узкие поля были завалены подбитой и брошенной техникой. У Бельск – Подляски десятая танковая дивизия бундесвера оставила семьдесят пять танков, полсотни «Пум», еще три десятка машин потерял арьергард дивизии. Тевтонам еще повезло, что вся боеспособная русская авиация была задействована для нейтрализации ПВО польской столицы.
Громов открыл люк и, наконец, выбрался из своего раскаленного «Барса». Тот мерно урчал, несмотря на прямое попадание в левую скулу башни БПС DM-43. ВДЗ выдержала, оторвало только «фару» «Шторы» и посекло «Накидку». Батальон потерял всего лишь пять «Барсов» и две «бэшки», а дел наворотил немало. Заняв поросший жиденьким подлеском холм, батальон расстреливал противника с расстояния в пару километров. Теперь впереди по курсу жирно дымились развороченные детонацией боекомплекта «пятнистые» остовы грузовиков и штабных автомобилей.
– Товарищ подполковник, там офицера немецкого нашли! Ранен, осколками посечен, но вроде дышит.
– Где, там? – подпрыгнул на месте Громов, чуть не свалившись с башни.
– Да там, в овраге! – завопил разведчик сержант Цинев, показывая стволом «АЕК-973С» в сторону шоссе. – Бредит что-то, стонет! Черт его разберет! Вон там, где грузовики четырехосные дымят!
Громов спустился в овраг и подошел к лежащему человеку. Видимо, его задело взрывом мины или снаряда и, раненого, бросило в овраг. Нагнувшись к раненому, он аккуратно стер налипшую грязь у него с пятнистой куртки. И прочитал надпись: «General – major Teodor Shultse».
– Так, приехали! Лейтенант! – Громов обратился к стоящему рядом с лежащим немцем лейтенанту-разведчику: – Аккуратно несите его наверх. Хотя нет, не трогайте. Зовите санитаров!
День пятый. Московская область. Горки-9
Вдох-выдох, вдох-выдох. Стрелец любил плавать кролем «по науке», делая выдох в воду и попеременно выбрасывая обе руки вдоль тела. Именно так учила его тренер по плаванию, имени и фамилии которой Стрелец не запомнил. А вот ее уроки усвоил навсегда. Еще одна загадка человеческой памяти. Как говорил покойный актер Вицин: «Так не бывает. Тут – помню, тут – не помню». Оказывается, бывает. Вода приятно обволакивала тело, и Стрелец замедлил скорость плавания, а затем и вовсе перевернулся на спину и лениво поплыл обратно. Бассейн – это одно из немногих мест, где все его оставляют в покое. Точнее, одно из двух. Второе, это – личный тир. Час в день, вот единственное время для отдыха в одиночестве. Три раза в неделю бассейн, вторник и четверг – стрельбище. И никаких осточертевших морд рядом. Министров, политиков, генералов, финансистов.
Нет даже жены и детей. С ними он старался проводить выходные, насколько это возможно при его бешеном рабочем ритме. Глядя на небо сквозь стеклянную крышу бассейна, Стрелец горько усмехнулся. В какой раз уже он убеждался, что чем выше ты забираешься, тем меньше остается времени на семью, детей, друзей. Друзей, кстати, у него уже не было, были подчиненные.
Сделав еще один круг на спине, Стрелец посмотрел на циферблат водонепроницаемых часов – подарок супруги на седьмую годовщину. С ними он отдыхал, а работал со скромными швейцарскими «Ebel». Электронные «Seiko» показывали 18.44; вот и прошел его час одиночества. Пора было работать. Стрелец всегда отдыхал исключительно в одно время с 17.45 по 18.45, год из года не меняя привычек. Даже ядерная война и конец света не заставят его нарушить этот график. Не проведя часа в одиночестве и не приведя мысли в порядок, о работе нечего и думать. Выбравшись из бассейна, он пошел под душ, оделся и через пять минут появился в небольшом зале для совещаний государственного особняка. Это был так называемый малый зал для встреч с наиболее узким кругом посетителей. Едва ли два десятка человек огромного государства могли похвастаться, что были в этом зале, напоминающем по стилю охотничий кабинет. Старомодный стол из карельской березы, огромный камин, оружие на стенах. Настоящее боевое и охотничье, а не бутафория.
