Ольга вновь утвердительно кивнула, внимательно глядя на Сашку.
– Ну вот… – Он сделал небольшую паузу и судорожно сглотнул слюну, от волнения скопившуюся во рту. – Я чувствую, что болезнь ко мне возвращается. Нет, нет, ты не подумай, – испугался он, – это не навсегда, я знаю. Может быть, несколько дней, месяц, ну, год, в конце концов… Но я обязательно вновь стану тем человеком, которого ты любишь. – Ольга молчала, словно завороженная, сосредоточенно глядя Сашке прямо в глаза. – Нет, конечно… Если ты против, я сегодня же уеду к матери…
Все так же молча Ольга стремительно кинулась на Сашку и, обхватив его руками за шею, стиснула в своих объятиях.
– Тимоша, любимый, – зашептала она ему на ухо, – никуда не уезжай, оставайся со мной. Я от тебя не откажусь, несмотря ни на какие болезни. Дурачок ты иль разумный – ты мой. Я останусь с тобой, даже если придется ждать сто лет, пока к тебе вернется разум.
– Ну ладно, ладно, Оль… – уже несколько успокоившись, принялся отпихивать ее от себя Сашка. – Совсем задушила… – Ольга отпустила Сашкину шею, но с него так и не слезла. – Так вот, – продолжил он, – завтра болезнь у меня опять начнется. Сегодня я весь день еще буду обычным, лягу спать, а проснусь завтра… больным. Понимаешь?
Не произнеся ни словечка, Ольга вновь заключила его в объятия и впилась в губы долгим, хищным поцелуем.
Уже ближе к вечеру Сашка в конце концов взмолился:
– Слушай, Оль, может, перекусим чего-нибудь, а? Жрать хочется невыносимо.
– А любовь? Разве ты не сыт ею? – довольно промурлыкала Ольга, потягиваясь в кровати всем телом, как большая сильная кошка.
– Сыт, конечно… – смущенно промямлил он. – Но щец мясных с мозговой косточкой я сейчас, наверное, целый котел навернул бы. И вообще… С чего это ты сегодня завелась? Я ж тебе сказал, что у меня завтра с головой плохо будет. А с этим делом… Очень даже и ничего. Может, даже лучше, чем обычно.
Ольга рассмеялась, чмокнула его (на этот раз по-матерински – в лоб) и наконец-то выбралась из постели.
Распрощался Сашка со своей любимой в принципе так, как и хотел, – спокойно, не торопясь, разъяснив ей (по возможности) суть происходящего. Заснул глубокой ночью, приобняв свою любушку, Тимофеем Воронцовым-Вельяминовым, а проснулся поутру в лобовской лаборатории Александром Ремизовым-Ракитиным.
– С возвращением вас, Александр Вячеславович, – улыбаясь, приветствовал его Лобов. – Поздравляю с завершением сорокадвухсуточного слиперского полета и установлением абсолютного рекорда в этой области человеческой деятельности. Если не считать возвращения на пару часов на девятые сутки, то полет можно считать непрерывным. Что я и приказываю делать!
– Служу Отечеству, – ухмыляясь, ответствовал Сашка.
– Да будет вам ерничать… Как дети, ей-богу, – одернула их Вера, просматривая показания приборов. – Потрясающе! – воскликнула она. – Впечатление такое, как будто молодой здоровый человек проснулся после обычного восьмичасового сна! А как самоощущение, Саша?
Сашка поднялся и сел на кушетке, опустив на пол ноги.
– Кушать вообще-то хочется, – тоном капризного ребенка пожаловался он.
Все трое рассмеялись. То, что начиналось как эксперимент и продолжилось как боевое задание, наконец-то завершилось. И завершилось, судя по всему, успешно. По крайней мере, без ущерба для здоровья главного действующего лица.
– Ну-ну, полегче, – оборвав смех, предупредила его Вера. – Тебе, герой, сейчас даже ходить придется заново учиться. – И добавила, обращаясь уже к Лобову: – Роман Михайлович, я все-таки считаю, что реабилитацию лучше проводить на загородной базе. Тем более что там и бассейн небольшой есть. Да и… Сами говорили, что продолжать работу на «Микродвигателе» становится опасным.
Сашка с удивлением поглядел сначала на Веру, потом на Лобова.
– Да… был тут у нас… Один не очень приятный момент, – объяснил Сашке Лобов, поймав его взгляд. – Поподробнее я тебе потом об этом расскажу.
– Теперь, когда Саша вернулся, нам незачем держаться за эту церковь, – продолжала Вера, видимо, имея в виду храм, в котором находилась могила Осляби и Пересвета.
– А я уже ее и не использую, – поддержал Веру Сашка. – Я теперь как выхожу из портала, так уже и сам чувствую, куда мне двигаться.
– Что ж, – согласился Лобов, – тем лучше. Будем перебираться на загородную базу, а с Ниной Федоровной решим вопрос потом. А пока и она пусть отдохнет.
В конце девяностых один из благодарных клиентов рассчитался с Лобовым бартером. Сделка была выгодна для обеих сторон. Счастливый директор одного из калужских заводов, которому Роман Михайлович помог сохранить завод в собственности, рад был избавиться от надоевшей ему «социалки», а Лобов приобрел, таким образом, отдельно стоящий корпус санатория-профилактория одного из калужских заводов. Земельный участок вокруг здания был не очень велик, но для прогулок под сенью кленов и лип его вполне хватало. Оставшуюся территорию санатория владелец впоследствии распродал под строительство коттеджей, впрочем, как продал он и сам завод, перебравшись на ПМЖ то ли в Лондон, то ли в Ниццу, а то ли и еще куда-нибудь подальше.
Лобов же за прошедшие годы обнес участок высоким забором (как же в России без забора-то?), подремонтировал здание и завез туда кое-какое оборудование, превратив, таким образом, бывший заводской профилакторий в весьма приличный реабилитационный центр, пригодный и для работы со слиперами, и для их реабилитации, и для проживания полутора десятков человек. Одна беда – находилась вся эта прелесть далековато от Москвы. Каждый день туда не наездишься, вот и приходилось использовать для работы лабораторию на «Микродвигателе». Но случай с Ракитиным был исключительным: сорок два дня – это вам не шутки. Здесь восстановлением работоспособности организма необходимо заниматься со всей серьезностью. Собственно, именно для таких случаев Лобов и готовил свою загородную базу.
К восстановительным процедурам Сашка приступил охотно, не отлынивая и не сачкуя. В бассейн бултыхнулся сразу же после переезда, на второй день начал передвигаться без посторонней помощи, на третий – стал работать с утяжелениями, на четвертый – уже ходил как ни в чем не бывало на пятый – пробежал первый кросс, а ровно через неделю доложил Лобову, что готов к новому заданию.
Вера, страхуясь, требовала продолжить восстановление еще хотя бы недельку, но в глубине души была согласна с Сашкой – он уже был в форме, которая позволит ему выдержать еще не один десяток суток в слиперском полете. Каждый человек, говорят, обязательно талантлив, но только каждый по-своему. Надо лишь обнаружить этот талант и дать ему раскрыться. Талант же Саши Ракитина заключался в его здоровье. Он был талантливо здоров. Был ли этот талант врожденным либо благоприобретенным, Вера не знала, но в том, что более здоровых людей ей еще встречать не приходилось, она была уверена. Да и с интеллектом после задания у него все было в полном порядке. Контрольные тесты он выполнил даже лучше, чем до погружения в слиперский полет. Создавалось такое впечатление, что за прошедшие сорок два дня полета он получил такой опыт, благодаря которому мыслить стал быстрее, четче и, если можно так выразиться, эффективнее. Так что на работе мозга полет сказался самым положительным образом.
