– Нет, – откровенно сознался Сашка. – И помыслить такого не мог. Хотя «чертово окно» и недалеко отсюда, но… Никогда раньше «рыбасоиды» не действовали силой. Они предпочитали хитрость. А когда им было необходимо силу применить, они всегда людей натравливали. Вспомни, Адаш. Всегда так было.
Старый воин лишь покачал головой.
– Что-то, видимо, изменилось. Но это… – Он кивнул на Рахмана и Алая. – Не человеческих рук дело. У людей нет такого оружия.
– И еще лет семьсот точно не будет, – согласился с ним Сашка.
– Опять же… Вспомни, что староста сельский говорил. Огромные голые люди воевали господскую усадьбу.
– У страха глаза велики. Ему и не такое еще могло причудиться.
– А ты, государь, вспомни того чертеняку, которого мы из «чертова окна» выудили. Аккурат перед походом на Царьград. Помнишь? Тот тоже был гол и здоров чрезвычайно. Уж не его ли сотоварищи напали на усадьбу?
– Но ты же слышал, что Настена рассказала. Сюда пришли обычные люди. Они и забрали Ольгу.
– Некомат и Кнопфель тоже выглядят как обычные люди. Но четверых обычных людей маловато будет, чтобы уложить таких богатырей, как Рахман и Алай.
– Не отговаривай меня, Адаш. Я все одно поеду выручать Ольгу.
– Да разве ж я уговариваю тебя отказаться от Ольги? Вот чудак-человек! Я лишь пытаюсь доказать тебе, что нельзя бросаться за ней с бухты-барахты. Надо понять сначала, что за противник нам противостоит да каковы его возможности… Давай осмотрим внимательно поле боя, следопытов послушаем, что они нам расскажут… Может, к «чертову окну» съездим, если нужно. А уж после этого решать будем, как действовать – только лишь своими силами или у Дмитрия еще людишек попросить…
– Я пойду в Кремль один, – вновь заявил Сашка, но уже не столь твердо, как раньше. – Это мое личное дело. Не хочу больше никем жертвовать…
– Что я тебе плохого сделал, Тимофей Васильевич, что ты меня на старости лет так опозорить хочешь?
Сашка еще даже не успел решить, как ему реагировать на столь эмоциональное заявление своего друга и наставника, как приоткрылась дверь, ведущая в горницу, и в сени выглянула Настена.
– Там Веда очнулась, вас зовет, – сообщила она.
Знахарка лежала все на той же лавке, на которую они ее положили, только правый глаз ее был теперь открыт и смотрел на вошедших острым, осмысленным взглядом. Она сделала попытку приподняться, но, вдруг охнув, повалилась обратно на лавку, и, если бы не подушка, подсунутая заранее заботливой рукой Настены, наверняка б расшиблась и вновь потеряла сознание, так ничего и не сказав.
– Лежи, Веда, не вставай, – замахал на нее рукой великий воевода. – Ты хотела что-то сказать?
Знахарка разомкнула сухие, растрескавшиеся губы, но из ее рта не раздалось ни звука.
– Надо дать ей напиться, – сообразил Адаш.
Настена поднесла к ее губам ковшик с водой, и Веда несколько раз жадно глотнула.
– Здравствуй, окольничий Тимофей, – хрипло сказала она. – Не уберегла я Ольгу. – Она жестом показала, что хочет подняться, и великий воевода помог ей сесть. – Я… я виновата… Не упредила…
Из глаз ее (даже из заплывшего синяком) полились слезы, говорить она принялась так быстро и невнятно, да еще перемежая слова всхлипами, что Сашка ничего не смог понять. Он взял ее за плечи и легонечко встряхнул.
– Веда, успокойся. Говори по делу. Если нечего сказать, лучше помолчи. У меня и так мало времени.
Усилием воли она взяла себя в руки, прервав бессвязный словесный поток, и на мгновение замолкла, после чего твердо и внятно попросила:
– Воды дайте.
Адаш протянул ей ковшик, и она до конца его осушила.
– Теперь можешь говорить спокойно? – спросил он.
Веда кивнула.
– Боярыню Ольгу забрал Кнопфель. Но нужна ему не она, а ты, окольничий.
– Ты знаешь Кнопфеля? – удивился Сашка.
Но она не прореагировала на его вопрос.
– Сегодня перед рассветом – стук в дверь. Я сразу проснулась, пошла открывать. Меня часто будят по ночам – роды принимать. Не только тушинские, но и окрест. Открываю, а там Ольга с дочерьми. Я их пустила, а двое воинов твоих на страже остались. «Что такое? – спрашиваю. – Что случилось?» Я ведь была у Ольги вечером. Погадала по ее просьбе. Воском воду отливали. Все у вас хорошо получается – любовь вечная до конца дней ваших. Так я ей и сказала. Да и чего бояться-то? Я гляжу, великий воевода воинов своих множество для охраны прислал. Я еще старшего их для острастки припугнула. Сказала, что ночь, мол, сегодня особая, для нечистой силы сподручная. Это я так, чтобы воины не расслаблялись и не вздумали, что их сюда прислали в малинник, девок щупать. А вишь, как оказалось… В самую точку я… – Из глаз Веды вновь потекли слезы.
Сашка вновь аккуратно схватил ее за плечи:
– Веда, Веда… Не плачь, говори спокойно.
Она сглотнула ком в горле и продолжала:
– Впустила я их, а Ольга говорит: «Всю ночь на нас великаны нападали, насилу от них отбились. Все воины полегли, нас защищая, только двое в живых остались. Дом наш горит, мы с девочками всю ночь не спали, тряслись от страха». Стала я их, гостей своих дорогих, устраивать, а тут – трах! Дверь распахивается, и в горницу четверо заскакивают. Последнее, что увидела, один из них – Кнопфель. Я к ним бросилась – детей прикрыть, а тут меня в голову – бум-с… Я сознание и потеряла.
– Это все, что ты хотела рассказать?
– Нет, не все. Ты, окольничий, про Кнопфеля спрашивал. Так вот… Видела я его раньше. И если б узнала вчера вовремя, что вы с Ольгой приехали, может, успела б тебя упредить. Глядишь, тогда б и с боярыней Ольгой ничего не приключилось бы.
– Веда, не темни, – разозлился Сашка. – Хватит говорить загадками. Где и когда ты видела Кнопфеля и что ты о нем знаешь?
– То ли в конце лета прошлого, то ли в начале осени (Рождество Богородицы еще не праздновали) пошла я к Бормотуну. Помнишь такого колдуна?
– Помню, помню…
– Он темный. И он может заглянуть туда… – Веда вяло махнула рукой. – За «чертово окно». Он и мне показал… Там – Перекресток. С него много ходов ведет… Живут там великаны и ходы те охраняют. И наш в том числе. Видела я их… На нас похожи, только большие больно. А еще увидела я человека и пошла за ним.
– Так ты была там?
– Нет, глазами. Этот человек пришел к другому человеку. Рыжий такой, глаза колючие, рожа наглая, бесстыжая…
– Некомат! – в один голос воскликнули Адаш и Сашка.
– Не знаю. А другой точно Кнопфель. Мне Бормотун подтвердил. Его отец много лет у Кнопфеля слугой был. И я слышала разговор этих людей. Только не люди это, а Черные Ангелы.
– Ах, Бормотун, предатель, слизь непотребная, обманул, гад ползучий… – разразился тирадой Адаш. – Почему ж ты мне о том не поведала? Я-то ведь уже дома был!
