Из улицы на поляну выехала повозка с государственным преступником, сопровождаемая конной охраной. Десять всадников ехали впереди нее, десять позади. Повозке были приделаны высокие ребристые борта, и Иван Остей, несмотря на связанные за спиной руки, ехал стоя, опершись плечами об эти борта.
Народ радостно зашумел и заволновался, завидев главное действующее лицо сегодняшнего представления. Воины Боброка и великого воеводы, исполнявшие роль живого ограждения, с трудом сдерживали враз возбудившуюся толпу.
– Государь, – шепнул на ухо великому воеводе новоиспеченный боярин Адаш Арцыбашевич, – может, поедем отсюда? Не большой любитель я подобных зрелищ.
Великий воевода согласно кивнул и, в свою очередь склонившись к уху князя Боброка, шепнул:
– Дмитрий Михайлович, избавь меня от этого зрелища. Поеду я…
– Погоди чуток, Тимофей Васильевич. – Боброк был напряжен. Черт его знает, что означает это неожиданное возбуждение толпы. А ну как кинутся выручать своего любимца Остея? Дмитрий же, уехав в Кострому вместе с дружиной, оставил ему всего лишь две сотни воинов. Да еще полсотни великого воеводы. Негусто. А народу собралось – несколько тысяч. Повозка с Остеем в сопровождении охраны проехала через толпу, остановившись у помоста. Два воина, спешившись, помогли Остею взойти на помост да так и остались стоять по обе стороны от него. Трубачи три раза протрубили в свои огромные рога, и дьяк, развернув грамоту, принялся зачитывать решение великокняжеского суда. Боброк заметно расслабился, даже резкие черты его мужественного лица стали вроде бы мягче. – Что ж, поезжай, Тимофей Васильевич. До моего отъезда, полагаю, уже не увидимся? – Великий воевода согласно кивнул. – Ну, до встречи. Ждем тебя в столице. – Они обменялись рукопожатием.
Не мешкая, великий воевода с верным своим слугой боярином Адашем развернули коней и пустились вскачь от этого места. Ехали, не задумываясь куда, лишь бы подальше. Проскакав полверсты, остановились.
– В Воронцово? В Кремль – боярыню Ольгу искать? – спросил Адаш.
– Нет, Адаш, – качая головой, ответил великий воевода. – Ты же все эти дни так и не был дома?
– Не был.
– Ну, поедем, я тебя до дому провожу.
Они тронули коней, неспешно направившись в сторону Волоколамского тракта, а за их спинами вдруг возник, разносясь по окрестностям, многотысячеголосый радостный рев.
– Ну что за люди собрались в этом городе? Не понимаю я их, – посетовал Адаш. – Еще несколько дней назад готовы были своего городского голову на руках носить, жизни за него свои жертвовать, а сегодня… Радуются его обезглавливанию. Не понимаю.
– Москвичи, – ответил ему Сашка так же, как отвечал уже однажды, но в этот раз – без тени иронии.
Так, не торопясь, то шагом, то переходя на легкую рысь, доехали они до Тушина.
– Заедем? – спросил великий воевода.
Адаш лишь кивнул в ответ. Сашка не стал сворачивать к сгоревшей усадьбе, а, съехав с тракта, повернул в село. Знахарку Веду они застали во дворе.
– Здравствуйте, гости дорогие, – спокойно, без каких-либо эмоций приветствовала она их. – Пожалуйте в дом.
Оказавшись в горнице, вызвавшей целый сонм тягостных воспоминаний, Сашка угрюмо молвил:
– Нет больше моей Оли.
Адаш удивленно глянул на него. До сих пор великий воевода даже мысли не допускал такой, считая, что еще не все закоулки в Кремле они облазили, что где-то, в чудом уцелевшей части кремлевского подземелья, продолжает ждать его любимая женушка.
– Я знаю, – ответила Веда.
– Что же ты… – не сдержавшись, укорил он ее. – Обещала вечную любовь, а тут…
– Вечную не обещала, говорила, что любовь ваша продлится долгие-долгие годы, до конца дней ваших. Ольга погибла, но тебе, знать, на роду написан Мафусаилов век. Тебе и хранить вашу любовь.
– Ну да, – вяло обронил Сашка. – Как минимум еще шестьсот тридцать лет.
На какое-то время в горнице повисла тягостная тишина, которую Веда нарушила вопросом:
– А Черные Ангелы? Всех истребили?
– Не мы, – ответил Адаш. – То боярыня Ольга. А Бормотун… Знакомец-то твой. Мы ж тогда за ним людей посылали. Так не нашли они ни Бормотуна, ни мельницы его. Крестьян окрестных расспросили, так те говорят, что еще в прошлом году и мельница сгорела, и мельник сам исчез.
Веда, словно вспомнив о чем-то, метнулась к сундуку и, покопавшись в нем, вернулась к гостям.
– Возьми на память о ней. – Она протянула великому воеводе костяной гребень. – На нем еще сохранились ее волосы.
Сашка, мельком глянув на гребень, на диковинных зверей, вырезанных на нем, обернул его в платок и спрятал за пазуху.
– Спасибо.
– Это очень древний гребень, – пояснила знахарка. – Ольге он достался от матери, а той – от ее матери, и так дальше.
Великий воевода достал гребень, вновь осмотрел его, спросил у Веды:
– Ларец есть? Короб какой-нибудь… Только не берестяной.
– Есть, – обрадовавшись чему-то, объявила знахарка. – Тоже костяной.
Она достала из сундука небольшой ларчик, высыпала из него свои побрякушки и протянула его великому воеводе. Тот положил гребень в ларчик и, закрыв его на костяную же задвижку, попросил:
– А теперь давай свечей и нутряного сала.
Получив требуемое, Сашка принялся заливать горячим воском швы, но делал это так медленно и неумело, что Веда остановила его:
– Давай-ка я… У меня быстрей получится.
Через пару минут ларчик был залит воском и густо обмазан салом, после чего Веда тщательно обернула его в несколько слоев полотном и протянула Сашке.
– Спасибо, – поблагодарил он. – Мы у тебя заступ возьмем, Адаш завезет тебе его как-нибудь. Либо сама за ним сходишь…
– Бери, конечно, – разрешила знахарка.
Выехав из Тушина, они направились не напрямик в Путилки, а свернули в Сходненский овраг. Найдя, как ему показалось, подходящее место, Сашка спрыгнул с коня. Вынув из-за пазухи ларец, пояснил Адашу:
– Похоронить хочу. Пусть от нее хоть что-то останется.
– Понятное дело…
Взяв заступ, Сашка принялся ковырять заболоченную низинку.
– Зачем же в болоте-то? – удивился Адаш.
– Говорят, в болоте дольше сохраняется.
– Разве что так…
Зарыв ларчик, великий воевода, омыв руки в речке, вновь вскочил в седло:
– Поехали, Адаш.
– Помянуть бы надо… Помянем у меня? – полувопросительно-полуутвердительно сказал старый воин.
– У тебя, – согласился великий воевода.
Уже в виду Адашевой усадьбы Сашка остановил своего коня.
