– Они не хотят понять, что одним только разрывом проволочных заграждений мы сбережем тысячи людских душ в наступающих рядах, – поддержал барон, понимавший, что Брусилову просто необходимо выговориться.
– Людских?! Окстись, дорогой Петр Николаевич. Китайцев они к человечеству не причисляют. По крайней мере к такому, о коем следует волноваться. Дважды воевали с ними в прошлом веке за право беспрепятственно скармливать местным опиумную дурь. Тогда десятки миллионов от опия умерли! Что им сотня тысяч подстреленных на японской проволоке.
– А мы просто учимся на их крови… Алексей Алексеевич, сие действительно надо России или только опыт набираем в практических действиях?
– Скажу по секрету, о коем многие догадываются, за помощь императрице в изгнании японцев Россия требует признания Маньчжурии не во временной аренде, а в вечном нашем пользовании. То бишь Россия тем краем прирастет навсегда, с постоянным незамерзающим портом в Желтом море. Поэтому сжимаем зубы и терпим, Петр Николаевич.
– Да, Порт-Артур навечно – знатный приз. Скажите, Алексей Алексеевич, а с чего англичане так взъелись на японцев? Раньше дружили, торговали, армия микадо сплошь британским вооружена.
– Тоже секрет полишинеля. Они чаяли натравить союзничков на Германию и отбить Шаньдунский полуостров с Циндао, дабы у кайзера здесь не осталось колонии. А японцы подумали и решили – китайцев бить сподручнее, нежели германцев. Вот Лондон и рассвирепел. Как же, обманули нас желтозадые макаки. Так что воюем за русскую Маньчжурию и британское уязвленное самолюбие.
С осознанием высокой миссии Врангель забрался на трактор около водителя и приказал неспешно выдвигаться на север, где час назад осела поднятая танковыми гусеницами пыль. До утра барон ни разу не сомкнул глаз. Невзирая на высокое происхождение, он самолично работал гаечным ключом, подтягивая траки до нужного натяжения, орал на китайских воинов, мешая местные, русские и немецкие ругательства, не менее двух раз облазил каждый бронеход на исходной позиции. Несмотря на его усилия, количество годных к бою машин уменьшилось на две. Когда темное звездное небо подернулось серой предрассветной дымкой, барон сел на землю у трактора, уронил голову на ленивец и отключился. Рев тринклеров и близкая артиллерийская стрельба не проникли через барьер изнеможения.
Поручик Виктор Эдуардович Бетлинг, также почти не отдыхавший ночью, не мог себе такого позволить. Когда карманные часы показали приближение времени «Ч», он обменялся взглядами с усатым британским сержантом, который тоже оказался на ногах и выглядел образцово, будто выспался минуток шестьсот, а потом принял ванну и выкурил сигару. Члены экипажа, наскоро облегчившись и умыв лица скверно пахнущей водой, полезли на броню. С юга закашлял мотором невидимый в рассветной дымке бронированный собрат. При дальности полкилометра танки друг другу ничем не помогут.
Звонкие хлопки воздуха из систерны высокого давления сменились ревом тринклера, пространство за кормой наполнилось дымом плохо сгоревшего соляра. Бетлинг убедился, что сержант согнал роту за танком, последний раз глянул на часы и нырнул в люк на место водителя, опустив крышку над головой и заперев смотровую щель. В темноте на ощупь ткнул рукой механика – унтера.
– С богом, Семен!
– С богом, ваше благородие.
Включив с места вторую передачу и не газуя, чтобы бегущая в выхлопе китайская пехота не отстала, прапорщик двинул машину к ближайшим холмам, за которыми затаились японские траншеи.
И воцарился ад.
Артиллерия противника накрыла выдвигающуюся роту с первого залпа. Даже на малой скорости танк кидало немилосердно, когда гусеницы проваливались в воронки от пристрелочных разрывов и свежих попаданий. Перекрывая грохот мотора, в корпус непрестанно стучали осколки фугасов, глухо падали земляные комья. Видимость в перископе тут же упала до нуля.
Поминая япону мать, Бетлинг выпустил рычаги, расстопорил люк и выглянул в узкую щель, примериваясь к промежутку меж залпами. Горячий шмель пребольно чиркнул по уху, сбил фуражку и, звякнув по крышке, улетел вглубь танка. Очень приблизительно уточнив направление, прапорщик опустился на сиденье и вновь прибавил газ, чувствуя, как кровь из ушной раковины течет за воротник.
– Семен!
Нет ответа. Командир ткнул кулаком в сторону сиденья механика.
– Ваше благородие?
Немудрено не расслышать в таком громе. Бетлинг прижался губами к уху унтера и заорал:
– Двигай в корму, осторожно глянь из люка – что с китайцами.
Чудо, если после артобстрела выжил хоть десяток. Кто в окопы полезет, Семен или пулеметчики?
– Так что бегут, ваше благородие. Дюжины две – точно, дальше в дыму не видать.
И то хлеб. Зато японцам они тоже не видны.
Снизу заскрежетало. Траки намотали на ходовую часть первое проволочное заграждение.
Танк вырвался из облаков пыли за полсотни метров до траншеи. Раньше, чем в перископе удалось что-то разглядеть, на лобовой броневой лист обрушился град пуль. Башенные стрелки ответили из «максимов». Хрен в кого попадут, подумал Бетлинг, в лучшем случае прижмут японцев, чтоб ниже бруствера головы держали, пока пехота не поспеет.
Когда в мутном и залепленном пылью перископе кое-как проступила укрытая мешками пулеметная позиция, водитель тиснул газ, ориентируясь прямо на злой огонек. Траншея метров двух шириной, центр тяжести у машины сзади. Надо успеть вцепиться ведущими катками и гусеницами в дальнюю стенку окопа, иначе передок ухнет вниз, и без трактора не выбраться. Двигатель взревел на максимальных оборотах. Машина разогналась верст до восьми в час и впечатала пулеметчика в Китай. Потом перемахнула через ров, задрав морду и уперевшись крюком в кровавое месиво за кормой.
Звездный час. Окопы прямые, до поворота метров пятьдесят–семьдесят, и это пространство густо заполнено японскими стрелками, яростно поливающими из винтовок стальные борта. Пулеметные башни развернулись, каждый из британских стрелков высадил по ленте одной очередью, рискуя вскипятить воду в рубашках охлаждения.
Даже попадание фугаса не произвело бы такое действие. Ураганный огонь в упор за секунды превратил десятки солдат в страшную смесь тел, крови, земли и разбрызганных мозгов. Уцелевшие и даже не раненые пришли в шок от неуязвимости бесовской машины и убийственного свинцового ливня. Немногочисленные китайские пехотинцы, спрыгнувшие на дно траншеи за танком, не встретили особого сопротивления, добивая живых штыками и в ярости не обращая внимания на пытавшихся сдаться в плен.
Как только стихли «максимы», а стрелки занялись перезаряжанием, командир включил первую передачу и степенно выбрался из окопа. Снова отправлять Семена поглядеть на китайцев он не рискнул – любое открытие люка чревато шальной пулей. По замыслу – на место отряда прорыва должна засесть пехота из резерва, а остатки роты бежать за танком.
Окутанный порванной колючкой огромный зеленый еж так же беспрепятственно прочесал пулеметами вторую и третью траншею. Чутье и здравый смысл подсказывали, что за танком никто не бежит. Да и японцы сориентировались. При нависании гусениц над очередным бруствером они разбежались, как тараканы от включенного света, поэтому собранная пулеметами кровавая жатва не получилась столь обильной.
