Погасив трубку, Син снова принялась петь. Вторая мелодия была энергичней, но грусти в ней столько, что русская «Дубинушка» покажется в сравнении развеселым канканом. Александр Иванович взялся было переводить, но барон отрицательно качнул головой. Перевести можно слова, но не музыку, ее можно лишь понять некой глубинной частью естества. Неюный уже ротмистр, давивший гусеницами японцев, горевший в танке, а также женатый, что само по себе не меньше, чем бронеходная атака, пылал лицом подобно гимназисту.
– У вас остались юани, Петр Николаевич? Думаю, у нее скоро перерыв. Можете уединиться с ней на часок, – увидев гримасу на лице Врангеля, Павлов поднял обе ладони. – Не думайте плохо, барон, кисэн – не уличная девка. Она ведет к себе лишь тех мужчин, что ей нравятся, и не часто. Конечно, это стоит денег бóльших, чем наш ужин, но монеты скорее служат данью вежливости. Вы точно ей приглянулись. Ну? Будет что вспомнить.
Внутри прокатилась горячая волна. Правильные мысли о супружеской верности и опасности гадких болезней не шевельнулись даже. Дело в другом. Барон допил остатки отвара и сказал себе – нет. Решительно нет. Согрешить с ней и уехать? Подло, низко и недостойно. Он обязательно по пути назад заедет в Кусон и заберет ее с собой. Звезда не может прозябать в подобной дыре и отдаваться проезжающим за горсть юаней. Он обеспечит ей достойную жизнь. Слово офицера!
– В другой раз, – заявил Петр Николаевич, изумив дипломата и подчиненных стойкостью натуры.
Поручик, меньше растаявший от чар прекрасной туземки, ткнул пальцем в столик.
– Александр Иванович, гляньте – что за странный узор.
Дипломат сдвинул чайный прибор чуть в сторону. Затейливая и очень тонкая резьба обозначила узнаваемые очертания Китая, занявшего центр столешницы, Японии и Кореи. Вверху и слева от Поднебесной прилепились квадратики с иероглифами.
– Это карта мира в местном понимании. Срединная империя, то есть Китай – в центре мироздания. Две окраинных провинции – страны Восходящего солнца и Утренней свежести. В квадратиках упомянуты два мелких государства на севере и западе – Британская и Российская империи.
Завалишин изумленно откинулся на диван. Понятно, что разговаривать о шарообразности планеты здесь не стоит. Его мысли прервал командный бас командира, утомленного борьбой с позывами мужской плоти:
– Уходим, господа. Завтра рано в путь.
Дорога до Пхеньяна напоминала праздный вояж и далее. Северо-Корейские горы остались позади, под копытами лошадей стлалась холмистая приморская долина. Деревушки попадались чаще. Время от времени виднелись буддистские храмы, более чем скромные по сравнению с деревенскими церквами на Руси.
Павлов комментировал.
– Кроме буддизма, здесь распространено конфуцианство, а также народные поверья в духов, чертей, местной разновидности домовых, справляться с которыми помогают колдуны и шаманы.
– Полагаю, верхушка склоняется к буддизму и конфуцианству, а шаманство – удел крестьян?
– Нет, Петр Николаевич, – рассмеялся дипломат. – Здесь все верят во все! По деловым и общественным вопросам следуют советам Конфуция, о высоком обращаются к буддистам, колдуны работают с бытовыми напастями.
Барон потрясенно глянул на ближайшую кучку крестьян. Невероятно! Чтобы, например, русский землепашец ставил свечку к образу и наливал молока домовому – оно понятно. Но, например, еще и Аллаху отбивал поклоны…
Они въехали не торопясь в провинцию Пхенан-Намдо. Влажный ветер с моря прогнал мороз, заменив его пронизывающей сыростью.
– Петр Николаевич, мы опередили императора, обойдясь без задержек. Верстах в двадцати от до Пхеньяна уходим в холмы, ночевать придется в палатках. Там будем ожидать его людей.
– Зато кони хорошо отдохнут, – ответил Врангель которого занимало совсем другое, а не пастбище с жухлой декабрьской травой. Они чересчур гладко доехали, словно кто-то нарочно вел эскадрон в западню. А тут предстоит ночевка, возможно – и дневка. Рядом крупный по местным меркам город, в котором полно и японцев, и прихвостней премьера. С огнем играем, но выхода нет.
Наутро Павлов отправился в Пхеньян. Когда топот копыт затих, Завалишин, командир первого полуэскадрона и фактический заместитель барона, поделился своими сомнениями.
– Меня то же самое волнует, поручик. С дипломатом я пуда соли не съел, да и кто даст гарантию, что, попадись он японцам, те про отряд не выпытают. Азиатская жестокость – она такая.
– Прикажете пулеметы развернуть?
– Не только. Враг может атаковать нас в лоб с юго-запада. Оборудуй позицию для пулеметного расчета и места для стрелков. Третий взвод с пулеметом пусть тыл прикрывает. И один взвод здесь. Коноводам перегнать лошадей на версту за те дальние холмы.
Рассредоточенное воинство труднее собрать, когда придет пара драпать с императором в охапке. Зато спокойнее в ожидании.
Группа из трех всадников показалась к вечеру, с первыми сумерками.
– К бою! – скомандовал барон и схватился за бинокль, надеясь, впрочем, что его предосторожности окажутся напрасными. Троица приближалась не спеша и явно не ожидая погони. Они перевалили через последний холм. Врангель встал из-за россыпи камней. Павлов заметил его и приветливо помахал рукой.
Подъехав ближе, дипломат с некоторой растерянностью глянул на позицию взвода, занявшего круговую оборону.
– С кем воевать собрались, ротмистр? – Он перешел на английский язык и представил: – Его Величество Великоханский Император Суджон.
– Ваше Величество, – Врангель коротко и четко поклонился одной головой. Поясной поклон свергнутый царек точно не получит.
– На этом все закончилось, Петр Николаевич, – снова по-русски продолжил статский советник. – Планы изменились. Сейчас подоспеет батальон сопровождения, и мы возвращаемся обратно на юг. Ваш эскадрон может беспрепятственно следовать в Маньчжурию. Не забудьте по пути Син.
Судя по непроницаемому монаршьему лицу, тот не понял ни слова. Правильно, именно для того дипломат перешел на русский язык. Барон выдавил приветливую улыбку и спросил:
– Back to Seul?
[6]
– No! – живо отреагировал Суджон.
На юго-западе за холмом в небо поднялась яркая белая ракета – первый полуэскадрон заметил противника. Повинуясь подсознательному импульсу опасности, Врангель крикнул императору «down!», схватил его в охапку и сдернул с коня.
Первыми же выстрелами был убит сопровождающий монарха кореец, а дипломат развернул и пришпорил лошадь, помчавшись во весь опор к вылетевшей из-за холмов японской кавалерийской группе.
– Не стрелять! Подпустить ближе! – рявкнул барон.
Его не послушался недоучившийся студент-переводчик. Он стянул с трупа отличную немецкую винтовку маузер, оперся о камень и нажал на спуск. Лошадь под предателем взбрыкнула, Павлов перелетел через шею, но в отличие от своего скакуна смог встать и захромать дальше.
