– Предлагаю начать с другого. Через Главное инженерное управление Военного министерства решается вопрос о покупке десятка «Фарманов» или «Блерио» для Гатчинского воздухоплавательного отряда. Их силовая часть имеет огорчительно малый ресурс и требует частой замены. Потому предлагаю начать со сборки бензиновых моторов для замены на иностранных аэропланах, а там, дай бог, получим высочайшее добро на чисто русские морские машины, – кавторанг улыбнулся. – К тому же в высшей степени неправильно считать, что мы только о морских делах и печемся. Знайте, первую на Руси попытку построить аэроплан сделал именно военный моряк Можайский. Пусть его паровой аппарат не смог даже от земли оторваться, как и у его иностранных предшественников, под лежачий камень вода не течет.
Брилинг был наслышан об истории Александра Можайского, в том числе о денежном крушении самолетной эпопеи. Когда-то он был готов рвать заводчиков на куски, а сейчас сам оказался в положеньи эксплуататора и заботился, чтобы сотня с лишним рабочих не оказалась без куска хлеба. Поэтому работать без оплаты – никак.
Они проговорили до ранних зимних сумерек, увлеченно рисуя крылатые машины и прикидывая, какие моторы им нужны. Максимальная мощность, малый вес и расход топлива, высокий ресурс, умеренная стоимость – эти качества плохо дружат друг с другом. Как и всюду в технике, нужен компромисс.
Когда моряк и авиатор возвращались в Питер по той самой дороге, где в 1905 году Брилинг и Менделеев шли за Гапоном, студента прорвало.
– Здорово, Александр Васильевич! Не в Берлине и Париже, а прямо здесь есть такой завод и такие люди. Да с мотором в двести сил можно столько дел наворотить! Аппарат с большим горизонтальным винтом, которому не нужен разбег и пробег на посадке. А представьте, сделать длинный корабль навроде баржи, без надстроек на палубе. С него аэроплан сможет взлететь, кинуть гранату на врага и обратно спуститься!
– Никак не возможно, милейший. Технически. Где прикажете флаг поднимать, если за мачту аэропланы зацепятся? Без ежедневного подъема флага корабль немыслим.
– Беда… А как же подлодки? Где под водой флаг?
– Шуток не понимаете, Игорь Иванович. Лучше запахните полость, не то простудитесь. Гляньте вокруг. В пяти верстах от столицы избы покосившиеся, за мутными окнами едва огоньки тлеют, уж точно не электрические. Давайте-ка умерим мечты. Для начала требуется благонадежно летающий аппарат. А уж потом взлет-спуск на безмачтовой барже.
Сикорский умолк, невидяще воткнувшись взглядом в спину возницы, горбящуюся под потертым тулупчиком. Такая громадища замыслов разбивается о русские реалии.
Пока умные русские люди ломали свои образованные головы над изобретением новых аппаратов для массовых убийств, на империю обрушилась волна международного гнева, спланированного с необычным тщанием. Тон задала Великобритания. С изгнанием войск микадо с Корейского полуострова влияние России на Дальнем Востоке изрядно вырастет, японский противовес ослабнет. Понятно, что к окрикам из Лондона не прислушаются, когда под боком есть российский жандарм. Англичан поддержали американцы, которые спали и видели, чтобы развалилась Британская колониальная империя, открыв для свободного рынка азиатские страны. Но запустить вместо джентльменов русских колонизаторов – стократ хуже.
Забыв уроки 1879 года, в антирусский хор включилась Австро-Венгерская империя. Память об унижении не изгладилась, хотелось отмщения. А Россию можно проучить только способом, каким волосатые предки валили мамонта – всем миром накинувшись с разных сторон. Германия и Франция напряженно смотрели за грызней, не принимая ничью сторону, но и не желая упустить чего-либо достойного для себя.
Глава девятая
14 февраля в Пхеньян вошла дивизия Пына, произведенного императором Суджоном в генеральское звание, и прибыл сам правитель Страны утренней свежести, который восстановил веру в Небесный мандат. По корейским поверьям, боги дают такой мандат династии как знак благосклонности. Со временем его действие утрачивается, и к власти приходит новая семья. Суджон утвердился во мнении, что боги от него не отвернулись.
Корейские полки очистили север от японских подразделений. В силу многовековой традиции уважения к старшим и почитания иерархической лестницы северяне приняли восстановление императорской власти с охотой, энергично отвешивая поясные поклоны.
Понимая, что в ближайшие недели начнется наступление на юг, Врангель чуть ли не на коленях вымолил у Брусилова короткий отпуск, прихватил в приказном порядке Чена и с двумя денщиками на восьми лошадях, то есть о двуконь, помчался в Кусон. Корейский офицер и предположить не мог, что он сломя голову скачет из-за амурных дел подполковника.
Уездный город носил следы пожаров и недавних боев. К счастью, нужный табан не пострадал.
– Син! – с порога заявил барон.
Жена хозяина заведения что-то быстро залопотала, низко кланяясь в пояс.
– Она говорит вам, что Син сегодня не работает. Будет петь другая кисэн, с которой вы сможете уединиться.
– Скажи ей, что я хочу видеть Син!
Офицер смущенно кашлянул и попробовал объяснить:
– Барон-сси, в Пхеньяне можно найти искусную кисэн, вы забудете эту девушку.
Врангель стукнул кулаком по хлипкому столику.
– Син!
Потом понял, что приказной рык нужно подкрепить еще кое-чем и сунул хозяйке банкноту. Та поклонилась, отчего ее немолодые перси чуть не вывалились из большого выреза, и умчалась в заднее помещение. Гостям принесли чайник со сладким отваром и острый овощной суп.
Певичка появилась минут через сорок в платке, обернутом на мусульманский лад. Она поклонилась и села за столик, точь-в-точь как в прошлый раз.
– Здравствуй, Син. Я был здесь с друзьями в декабре. Помнишь меня?
Чен перевел, не вскрывая удивления. Подвигами в тылу врага барон не хвастал.
– Нет, господин. Некорейцы для меня на одно лицо.
– Я специально приехал за тобой. Почему ты одела платок?
– Меня ударил японский офицер. Сказал, что я была недостаточно нежна с ним.
Чувствуя, как кровь бросилась к голове, подполковник протянул руку и начал осторожно разматывать. Кисэн не выразила протеста.
Через фарфоровую щеку протянулся безобразный сине-бордовый рубец, как от удара плетью. Видавший виды комбат вздрогнул, будто плетка стеганула его самого.
– Петр Николаевич-сси, она говорит, что месяц не может работать, пока след не заживет.
Позвать другую певичку Чен не предложил, осознав, что дело не в простой похоти.
– Поедешь со мной? Тебя никто не обидит!
Девушка повела головой, не так, как это делают европейцы. Однако без переводчика очевидно отрицание.
– Она боится ехать с вами. Говорит, что чувствует в вас хорошего человека, но офицера на войне могут убить в любой день. Тогда она останется одна и каждый день будет получать плеткой в лицо, пока не растеряет красоту от шрамов.
