Макаров нацепил пенсне и просмотрел сообщение о взлетах с крейсеров «Бирмингем» и «Пенсильвания».
– Значит, они видят путь в том же направлении, что и вы, любезный Александр Васильевич. А не задумывались опускать и поднимать гидроаэропланы лебедкой, как в прошлом миноносные катера?
– Да, это самый простой путь. Однако я говорил о трудностях взлета с торпедой. А в свежую погоду да на волне и порожняком не шибко полетаешь. Посему задумался о некой барже саженей в пятьдесят длиной с ровным дощатым настилом, под ним – запасы бензина и касторки.
– Вы найдете смельчака, который спустится на качающуюся в волнах баржу? Впрочем, простите, в нашем Отечестве сломать голову всегда добровольцев вдосталь. Баржа – штука тихоходная по определению. Вы пробовали посадить аэроплан на такую малую полосу?
– Сложно, но можно. Сикорский С-10«В» на таком отрезке и взлетает, и спускается. Понятно, при опытном авиаторе. Американцы иначе делали. Крейсер давал тридцать два узла. Потом аэроплан уравнивал скорость и зависал над палубой. Его хватали руками матросы и опускали на настил.
Макаров усмехнулся.
– Явно на малой волне. В свежую погоду палубу мотает. Кстати, будьте любезны обождать, я вспоминаю про письмо одного молодого моряка-авиатора, он нелепо погиб… – Отставной адмирал направился внутрь «кают-компании», оставив Колчака на балконе, но скоро вернулся. – Нашел. Лев Мациевич, разбился в 1910 году. А писал он незадолго до гибели про аэропланный корабль на двадцать пять машин. Предлагал палубу на всю длину без надстроек, особую пусковую снасть для быстрого разгона и прибор для захвата шасси на пробеге. Понятно, что баржа не пойдет. Нужен легкий крейсер, способный развить хотя бы тридцать узлов. Вооружение снять, дымовые и воздушные трубы – вбок. Какой-нибудь элеватор соорудить, дабы доставать авионы из трюма.
Колчак ухватился за наброски Мациевича.
– Черт побери, он подавал заявку в Морской технический комитет еще в 1908 году! Можно было так продвинуться за пять лет.
– Нет, – грустно качнул головой адмирал. – Он политически неблагонадежный. Практически якобинец был. Оттого его с флота тихонько убрали и во Францию отправили. Почетно и от секретных дел подальше.
– То-то я как головой о стену бьюсь. Наши чиновники во мне нового Мациевича видят. Коли с авиаматкой – так непременно революционер с бомбой.
– Утрируете, Александр Васильевич. А, ладно, семь бед – один ответ. Пойдем к великому князю Александру Михайловичу. Мне он в аудиенции не откажет, и как за дела воздушные ответственный, вправе лично распорядиться, чтобы некий старый крейсер пустить не на лом, а на воздушные опыты. Не расстраивайтесь, каперанг. В восьмом году и близко не было авиона, чтобы торпеду унес. Я хоть и старый, а за новостями слежу. Всему свое время.
– Да, – ответил Колчак, прощаясь и принимая фуражку из рук слуги. – Только время у России особенное. Никогда не бывает спокойным, послевоенным. Оно всегда предвоенное, даже если не просохли чернила на прежнем мирном договоре.
Реакция Сандро удивила обоих моряков.
– Немедленно в Гатчину, господа. Если С-10 лично смогу спустить на ста шагах и взлететь оттуда, не откладывая бегу к Государю и прошу до ледостава перегнать старый корабль на переделку палубы. – Увидев недоуменные лица обоих, добавил: – Прошу не считать меня позером, я – посредственный пилот. Но речь идет об оружии, коим по плечу овладеть не только мастерам. Практическая техника должна быть доступна выпускнику офицерской школы.
«Баржа», выложенная легкими чурками, окрашенными в белый цвет, имела длину в сотню шагов и в ширину пятнадцать. Ширококрылый и тихоходный биплан С-10 легко стартовал с такой дистанции, но остановить машину на ней князю удалось лишь с третьей попытки. Первый раз он сел в «воду» саженей за пять до меток, потом перелетел и скатился с условного носа. Вылез после третьего спуска, убедился, что на этот раз остался на палубе.
– Сложно, господа. – Сандро снял шлем и подставил ноябрьскому ветру густые черные волосы. – А ежели палуба будет двигаться и качаться… Не знаю.
– Движение как раз облегчит посадку, Ваше Императорское Высочество, – осторожно вставил Колчак. – Аэроплан с кормы зайдет.
– Не знаю, – повторил князь. – Штабс-капитан, ко мне!
Нестеров взял княжеского «Сикорского» и с первого захода коснулся земли возле условного транца, остановив машину саженях в десяти от «носа».
– А хвостовой крюк попадет в зацеп. Тут мы его и поймаем, чтоб купаться не ушел, – пробасил Макаров.
Летчик покинул кабину и подбежал отчитываться князю.
– Отставить. Вы лучше мне другое скажите, Петр Николаевич. Тут господа моряки радеют о морском аэродроме таких размеров. Чтобы ближе подплыть к вражьей базе и с аэроплана торпеду скинуть. Как вам такая затея?
Штабс-капитан оглянулся на белые вешки.
– На воде труднее, понятное дело. Ваше Императорское Высочество, пусть полоса будет на десять шагов длиннее, и я согласен туда спускаться. – Подумав секунду, добавил: – А прикажете, и на эту.
Над Гатчинским летным полем повисло молчание. Сандро упорно соображал. Макаров и Колчак также не смели тревожить государева родственника. Мало ли что он обещал.
– Пока сие только опыт. За зиму настелим доски на старую лохань, подготовим пяток добровольцев, готовых садиться на почтовую марку, и вуаля. У нас есть морской аэродром, хоть и не ясно для чего нужный.
– В девятьсот седьмом я с трудом настоял, что крайне потребны корабли, способные спускать десантные танки на берег, минуя порт. Раньше едва упросил Его Императорское Величество одобрить ледокол. До этого чуть жизнь не отдал, добиваясь постройки подводных лодок и маток с миноносками. Три раза в точку попал. Так поверьте, Ваше Императорское Высочество, и в четвертый раз не ошибусь.
– Спасибо, Степан Осипович. Раз вы считаете правильным, авиаматке – быть.
На следующий день адмирал получил телеграфическое сообщение от Колчака: срочно выезжаю в Николаев для переустройства баржи под деревянный настил. Небольшую баржу узлов до двадцати сможет разогнать крейсер или эсминец, прикинул Макаров. Для начала – неплохо. А там, бог даст, от щедрот великого князя и пароход какой-нибудь объявится.
В начале декабря 1913 года капитан первого ранга Колчак, уполномоченный Морским ведомством начальствовать на строительстве и вводе в строй авиаматочного судна, прибыл в Николаев на завод «Наваль». Увиденное повергло его в уныние. Предприятие не казенное, а состоявшее во владении Петербургского международного промышленного банка, выполняло крупный заказ для Южного флота – серию эскадренных миноносцев «Беспокойный», «Дерзкий», «Гневный», «Пронзительный». Подряд на перестройку баржи, принятый заводчиками с обязанием выполнить ее к 15 марта, не слишком много значил для «Наваля».
Александр Васильевич со смесью ужаса и брезгливости увидел поднятую на кильблоки будущую авиаматку. Именно такое моряки именуют «калошами» или «корытами». Деревянный остов частично сгнил, обшивка проржавела во многих местах. Естественно, конструкторы завода, сверх меры загруженные иными заданиями, даже не начали чертить документацию на ее переделку.
