Слова полицейского чиновника упали с неумолимостью гильотины. Десять лет назад молодой эсер Брилинг наверняка бы произнес в ответ пламенную речь про сатрапов и душителей свободы.
Ныне он повзрослел и перевидал в жизни всякого. А еще помнил, на что способен худой высокий старик с неизменной сигарой в углу рта. Поэтому, когда от нечаянного резкого движения гостя под полой сюртука обнаружилась рукоять револьвера, Николай отбросил колебания. Нет сомнений, перед ним тот самый молодчик, что в 1902 году застрелил Тринклера, не пожелавшего загубить русские моторы в угоду Дизелю и Нобелю. С тем ли субъектом на пару он шантажировал бедного Густава двенадцать лет назад, неведомо. Однако предложение их – гнусное и подлое. Пара мерзавцев пожелали остановить моторный прогресс в России, отдать им чертежи новейших механизмов и сманить Николая в Германию.
В 1904 году небогатый и неизвестный инженер, только из Германии вернувшийся и с подозрением относящийся к моторостроению на Родине, наверняка бы иначе отнесся к идее продать изобретения и снова отправиться в Берлин за приличную мзду. Только за десять лет многое изменилось, и в первую очередь он сам.
Брилинг, не воинственный по природе своей, вдруг отчетливо вспомнил январский морозный день, храпящую от быстрой скачки гвардейскую лошадь и образцового красавца-офицера, заносящего палаш над Васькой Менделеевым. В жизни случаются времена, когда нельзя раздумывать, а нужно действовать немедля. Тем более отставной германский адмирал даже не думает скрывать подлинное имя. Он уверен, что ему все сойдет с рук, как и двенадцать лет назад. Откуда уверенность – от револьвера на поясе, капитала в банке или Кайзера за спиной?
– Не уверен, господа, что могу сразу ответить на ваши предложения. Хотя, признаюсь, они заманчивые, и весьма. Осмелюсь показать вам одну задумку, неприменимую в России из-за ее отсталости. Коли вас заинтересует, можем договориться.
С этими словами Николай начал рыться по столам, изображая рассеянность, простительную талантам. Пожилой толстяк спокойно ждал. Однако Рейнсман напрягся, что не укрылось от инженера.
– Вот! – торжествующе произнес Брилинг, которому ощущение смертельной опасности прибавило артистического дара. Он поднял над столешницей ничего не значащую бумажку. – Особая система подачи топлива в цилиндр.
Вытаскивая второй лист, уронил связку ключей, грохот которых скрыл звук взводимого курка.
– Простите мою неловкость, господа. Вечно некогда навести порядок в бумагах.
Николай выстрелил в адмирала через третий лист, ударил по курку и снова нажал на спуск, опередив жертву на долю секунды. Джон-Малыш, верно, промазал впервые за долгую бандитско-морскую карьеру, что не мудрено, когда в груди сидит пуля, а вторая разрывает гортань.
– Вы… вы ответите! – пробормотал посланец Нобеля, с ужасом глядя на упавшее тело, разрешив тем самым последние колебания Брилинга. Все-таки безоружного убивать неприятно.
Петр Александрович Фрезе, с легким испугом косясь на потек крови из-под закрытой двери в конструкторскую, осторожно обратился к полицейскому.
– Позвольте выступить поручителем господина Брилинга. Я – человек обеспеченный, благонадежный, имею имущество, чтобы ответить.
– Никак не могу-с, – отмахнулся дознаватель. – Пусть господин следователь решают – держать под стражей али выпустить под залог. Слишком, знаете ли, тяжкое деяние, по Уложению о наказаниях выходит на лишение прав и состояний. Так что выпускать не в моем праве.
– Петр Александрович, лучше адвоката найдите мне опытного. Без него никаких показаний не дам и не подпишу.
– А это вы, право, зря, – нахмурился гладкий господин из сыскного департамента. – Быть может, разобрались бы на месте, не стали бы дела городить.
Брилинг упрямо качнул головой. Верить в полицейские сказки – верный путь в острог. Два трупа, один из которых иностранного подданства, порождают слишком громкое дело, чтобы его замять, «разобравшись на месте».
Задержанного увели. Директор завода, не теряя времени на присяжных поверенных, помчался за покровительством к совсем другим людям.
На следующий день в присутствии судебного следователя титулярного советника Владимира Павловича Вознесенского в анатомический театр зашел пожилой моряк в форме капитана второго ранга с темным лицом и седыми курчавыми волосами на мелко трясущейся голове. Служитель откинул простыню с длинного худого тела.
Мулат постоял с минуту.
– Вы видели ранее усопшего? – нетерпеливо дернулся следователь, которого чрезмерное внимание к данному делу до крайности раздражало.
– Так точно. – Моряк положил руку на лоб покойнику. – Вот и свиделись, Джон.
– Кто это?
– Бывший капитан русской подводной лодки «Щука» Джон Рейнс. – Увидев, с какой миной недоверия судейский заполняет протокол опознания, он добавил: – Лет сорок назад я по его приказу сбросил в Финский залив великого князя Константина Николаевича, генерал-адмирала русского флота.
– Этот бред в протокол заносить не буду, – тихо пробормотал следователь. Он сунул подводнику бумагу и перо. – Опознан как Джон Рейнс, бывший офицер подплава. Подпишите здесь, будьте любезны.
Вернувшись к себе, он застал посетителя совершенно не из тех, кого можно заставить ждать или которому в чем-то отказывать, ссылаясь на дурацкие запреты Устава уголовного судопроизводства.
– Простите, Ваше Императорское Высочество, обвиняемый в полицейском участке и подлежит препровождению в тюрьму до суда.
Получив в ответ молчание и иронический взгляд, Вознесенский торопливо бросился к телефону, накричал на барышню за нерасторопность и объяснил подошедшему к аппарату полицейскому чину, что, ежели Брилинг не будет сей же час доставлен в здание суда, быть начальнику полиции городовым. Осунувшийся после бессонной ночи и всклокоченный инженер появился под августейшими очами настолько быстро, что, казалось, полицейский участок находился в соседнем здании с судебным установлением.
– Николай Романович, с вами изволят беседовать Его Императорское Высочество, великий князь Петр Николаевич, – торопливо пробормотал следователь, в душе проклиная себя, что в тот день не сказался больным.
А Брилинга раздирали другие чувства. Понятно, что Фрезе не к стряпчему побежал, а запросил защиты у покровителя Главного инженерного и Главного бронетракторного управлений Военного министерства. Совсем недавно бывший эсер метался в сомнениях – прикончить ли великого князя заодно с царем во время показушных испытаний танка в Гатчине или в живых оставить. Лет десять назад не принял бы руку помощи ни у кого из правящей семьи, даже срываясь в пропасть на камни. Почему же сейчас совсем не против, если родственник Николая Кровавого вытащит его из тюрьмы? Повзрослел, поумнел или, что гораздо хуже, изменил себе и своим убеждениям?
– Николай Романович! – прервал его терзанья великий князь. – Расскажите, как погибли те двое в вашей конторе?
