Пришлось мне согласиться. Стал снова учиться, работать, сначала на улице у казино стоял охранником, потом на входе, а сейчас уже в зале за порядком слежу. Ну и отдельные поручения выполняю, типа вот как тебя просветить насчет твоего ближайшего будущего. Я больше по теории все рассказываю, но почему-то бывает, что после моих рассказов люди сразу делают то, что от них просят.
— А что тебя, Шурик, вообще на эту пыточную тему подвигло? Ты садист, что ли? С детства там всяких птичек-червячков мучил?
— Да нет, я сам этим делом не увлекаюсь, просто Гитамычу интересно все это, и для работы, говорит, нужно, так что выбрал я изучение пыток. Пришлось замдекана денег дать, а то на заседании кафедры никак тему курсовой, а потом и диплома мне утверждать не хотели: «У нас, — говорят, — тут учебное заведение, а не притон садомазохистов». Ну а потом приняли решение «в порядке научного эксперимента» разрешить подготовку дипломной работы по такой тематике. «Пытки — это тоже часть всемирной истории, — говорят, — а историю надо не переделывать и фильтровать, а изучать…» А сейчас специальная комиссия мою работу рассматривает, — очень я за ее судьбу беспокоюсь, — ведь придет в голову кому-то ее завернуть, одним пальцем-то я не отделаюсь, а у меня их и так всего восемь осталось…
При этих словах Шурик грустно посмотрел на меня. Скажу честно, мне в один прекрасный момент стало его жалко больше, чем самого себя, хотя, как ни крути, мое положение было почти безвыходным. Да и перспективы встретиться с практиками пыточного дела тоже были не особо приятными. Но из того, что мне рассказал будущий молодой специалист-историк, я сделал вывод, что ему самому надоела жизнь в постоянном страхе перед своим «братом» и его бандой. Поэтому и решил сосредоточить свое внимание на его персоне, тем более что мне вспомнился мой недавний сон, и в голову пришла интересная мысль: ведь мой покровитель Алексеич обещал, что черти меня не тронут. Даже с Довлатовой удалось при его помощи справиться, ее после первой же программы заменили на Лену Батинову. Может быть, и с этим парнишкой он тоже поможет? Тут меня и озарило…
— А знаешь, у тебя ведь с дипломной работой все нормально уже. Комиссия приняла решение поставить отличную оценку и в связи с высокой научной ценностью издать ее отдельной книгой, зачесть как диссертацию на соискание ученой степени кандидата исторических наук, а тебе досрочно выдать диплом об окончании вуза. Так что досдашь кандидатский минимум и будешь не просто дипломированным специалистом, а еще и кандидатом наук!
— Врешь! Да такого у нас на истфаке не было никогда, чтобы диплом как кандидатскую зачитывали. И вообще, комиссия еще, наверное, работу не закончила…
Тут нашу беседу прервал телефонный звонок.
— Папа? С чем поздравляешь? Что, сам декан тебе звонил? И про диссертацию тоже он сказал? Ну спасибо, я сам не ожидал, что так получится. Маме привет передавай…
Шурик задумчиво посмотрел на меня. «Но ты-то, Роман Львович, откуда это знать можешь?»
— А я не только это знаю (Алексеич уже вовсю орудовал у меня в голове), знаю еще, что у тебя в левом кармане брюк лежит золотой рубль. И еще то, что никто и никогда не мог угадать, какой стороной, орлом или решкой, он упадет, если его подбросить. А вот я могу. И вообще, тебе суждено вместе со мной долгий и славный путь пройти, а я тебе и денег дам, и карьеру сделаю такую, какую пожелаешь. Так что давай-ка мы с тобой соберемся и двинем отсюда, пока братки твои не вернулись.
Немного растерянный Шурик, посверкивая очками, достал из кармана золотую монету с головой Ленина. Повертел ее в руках и сказал:
— Угадаешь три раза подряд, как упадет, уйду с тобой, не угадаешь, тут ты и останешься… Начнем, что ли?
Свободной рукой я взял со стола свой платиновый рубль. Как смог подкинул его, он упал лысиной вверх. «Решка!» Шурик со словами: «Ну-ка, Лысачок!» — подбросил свой золотой, тот тоже упал Лениным вверх. Затем все повторилось, только я угадал «орла». Потом снова голову. Шурик посмотрел на меня, как кролик на удава:
— А что с собой брать, Роман Львович? Я книги оставлять не хочу, все равно эти ублюдки их не читают, им лишь бы ножи да паяльники…
— Так, Шурик, берешь книжки свои, а вот там, в углу, где, как я понял, всякие преступно-пыточные аксессуары свалены, выбери себе что-нибудь не особо тяжелое и объемное, но действенное. Вот кистенек, например. Умеешь пользоваться?
— Хороший у тебя вкус, Роман Львович, это ведь настоящий раритет сейчас. А он полезнее всяких дубинок и бейсбольных бит будет. И размахнешься вроде несильно, а кости все переломаны…
С этими словами Шурик вытащил из кучи железок кистень, размахнулся и с оттягом ударил спецсредством по столу, с которого я уже предусмотрительно убрал свои часы, кредитку, ключи и прочие мелочи, которые нехорошие люди пытались у меня отбандитить. От удара край мраморной столешницы отлетел, а по оставшейся части ее пошли трещины.
— Вижу, ты парень серьезный и решительный. Такие нам нужны. Давай выбираться отсюда, а по дороге я тебе расскажу, чем мы с тобой заниматься будем. Главное — лысенького своего не потеряй, понадобится он тебе в скором времени, ох как понадобится…
Шурик уже сложил в свой рюкзак книги, кистень, сунул туда еще пару каких-то железок, а затем притащил огромные щипцы, напоминающие те, которыми разрезают разбитые автомобили, чтобы вытащить из них пострадавших.
— Вот щипчики тоже произведение искусства! Никакой тебе гидравлики, только система пружин и рычагов. А действуют не хуже современных. Любую конечность отрезают в секунду, даже охнуть не успеешь. Давай-ка ручку твою.
Я, несколько растерявшись, почти обреченно протянул ему левую, свободную руку.
— Ну что ты, Роман Львович, — укоризненно сказал Шурик, — правую, правую давай, ведь ключа от наручников у меня нет. Даже жалко такую вещь тут оставлять, может, с собой возьмем?
С этими словами он быстро и очень аккуратно перекусил браслет на моей правой руке. Ощущение, правда, все равно было не из приятных: как будто рядом с твоей кистью щелкнула пасть крокодила.
— Да забирай ты их, пригодятся, только завернуть во что-нибудь надо.
— Ничего, там наверху служебная машина стоит, в багажник суну. Давай-ка бери щипчики, а я рюкзачок, и вперед!
Встав со стула, я чуть не рухнул — от долгого сидения на жестком стуле в одной позе ноги у меня затекли. «Прямо какой-то „синдром экономического класса“», — подумал я, но, потоптавшись минутку-другую, почувствовал, что еще не утерял способности к самостоятельному передвижению. Мы с Шуриком поднялись по крутой лестнице в помещение, сильно напоминавшее подпольный цех по производству контрафактной алкогольной продукции. Везде: на полу, на полках вдоль стен, на столах — стояли пустые и полные бутылки с этикетками серьезных мировых брендов. Краем глаза я заметил небольшую стайку «Фэймос Трахтенберга».
— А что, Шурик, они тут еще и разбодяживанием занимаются?
— Да кто же, Роман Львович, будет при такой таможне бутылочные коньяки да виски сейчас покупать? Эдак любой ресторан или бар прогореть может! То есть напитки все настоящие, вот только привозят их в бочках, а разливают уже тут. Ну и запаковывают тоже. Триста процентов прибыли. Вот только с вашим «Фэймосом» трудности: никак не могли наши его в бочках купить, поэтому пришлось партию реального товара взять. А то, что стоит на полке, это остатки.
