С соблюдением всех мер безопасности открыв дверь, в которой скрылись остатки латышских стрелков, мы прошли опустевший КПП, а затем через узкий проем попали в облицованный старинным кирпичом подземный ход, явно построенный задолго до других виденных нами сооружений. Пол его, также кирпичный, был влажным и шел с наклоном вперед.
— Роман Львович, — сказал Цан, — навигатор показывает воду — что-то типа подземной реки или ручья.
Пройдя еще пару десятков метров, мы вышли к закованной в кирпичные берега подземной речке, не очень широкой, но достаточно бурной. Над ней были протянуты два троса, а к ним прикреплялась небольшая платформа, напоминавшая паром. Но платформа была у противоположного берега, и добраться до нее не было абсолютно никакой возможности. Пробовать же перебраться через черные воды реки вплавь никому из нас не хотелось.
Неожиданно на другой стороне появился какой-то лысый мужик с бородой и в ватнике, напоминавший кладбищенского служащего, и начал возиться с паромом.
— Гражданин, — позвал его я, — а вы умеете с этой штукой управляться?
— А что с ней управляться-то, таскай туда-сюда, вот и всех делов…
— Может быть, вы нас перевезете на тот берег? Мы вам щедро заплатим долларами!
— Валюту не принимаю.
— А чем вам обычно платят?
— А по-разному. С мертвых ничего не беру, их я и так перевозить обязан. Ну а с живых — рублями. По рублю с каждого, и договорились!
Расставаться с нашими чудесными талисманами мне не хотелось, поэтому я издали показал перевозчику несколько тысячерублевых купюр, завалявшихся у меня в бумажнике.
— Ты мне что показываешь? Я тебе про полновесные рубли говорю, а ты мне фантики какие-то хочешь всучить! Щас вообще вот уйду отсюда, и плывите себе…
При этих словах гражданина, который, кстати, назвался Хавроном, из воды показалась здоровенная голова какой-то твари, смахивающей на крокодила, только совершенно белого цвета. Клацнув зубами в непосредственной близости от ног опрометчиво подошедшего близко к воде Жоржика, живность скрылась в мутных водах бурной речки.
— А давайте, Роман Львович, мы не будем тут плавать, а? — Голос стремительно отскочившего к стене французика был почти умоляющим.
Цан немедленно включил устройство для отпугивания диких животных, в том числе крокодилов, но, по его словам, против явных мутантов (таких, как белое чудовище) оно могло и не сработать.
Поняв, что других способов перебраться на ту сторону не будет, я пообещал расплатиться с паромщиком нашими монетами, показав ему издали свой лысенький рубчик.
Хаврон встал на платформу и, довольно шустро перебирая руками в рукавицах по тросу, подогнал плавсредство к нашему берегу.
— Деньги давайте!
Я один за другим стал передавать ему собранные мной у бойцов монеты. Правда, что-то мне подсказало свой личный платиновый рубль оставить в кармане, а ему отдать тот, который мне вручила, отбывая в медсанбат, Вера Григорьевна.
Мужик по одной брал разноцветные кругляши, осматривал их, пробовал на зуб, а затем клал в карман. Когда очередь дошла до никелированного и на вид самого нового рубля, он пощупал его, потер, а когда поднес к зубам, тот вдруг вырвался из его руки и сам влетел ему в рот.
— Фальшивый, — давящимся голосом прохрипел Хаврон, — он фальшивый! Правда, догадался паромщик слишком поздно: через несколько секунд рубль вылетел из самой макушки его лысого черепа, оставив в нем прямоугольную прорезь, аккурат такую, как делают в копилках. Мужик рухнул замертво.
— Правильно меня мама учила что попало в рот не совать, — оживился Жоржик, — вот не подумал гражданин о гигиене и все, труп!
— Уж кто бы говорил, милый Жожуньчик, о том, чтобы всякие там штуки в рот не брать! — вступил в дискуссию Шурик.
— А я, между прочим, только в презервативе, да и то редко, — стал возражать французик.
— Ну-ка замолчали все, быстро! — прикрикнул на оживившихся маньяков я. — Ишь, устроили тут орально-генитальный диспут! Шурик, вытащи у паромщика рубли из кармана и раздай личному составу, да и плыть нам уже пора.
Шурик забрал наши талисманы и стал раздавать их бойцам: Рамилю — его бронзовый, Рогалику — титановый, а Жоржику выдал сразу две монеты: его и Цана. Тот повертел их в руках и, собравшись отдать серебряный рубль хозяину, взял его в правую руку, держа свой, дырчатый, в левой. И тут началось что-то странное: французик покрылся плотным голубым свечением, которое затем перешло в синее, потом в зеленое, красное и стало ярко-желтым. Затем свечение погасло, и Жоржик рухнул на кирпичный пол, выронив монеты. Рогалик кинулась к нему и плеснула в лицо водой из фляги. Француз открыл глаза, огляделся, а потом сказал неожиданно погрубевшим голосом:
— Ой, какая у нас тут девочка-то симпатичная! А вечер у тебя сегодня не занят?
Мы, несколько удивленные его высказыванием, несколько секунд смотрели на то, как он поднимается, отстегивает и выкидывает раковину и стирает с губ помаду. Только тут я вспомнил о том, что алюминиевый и серебряный рубли вместе излечивают основные психические расстройства и извращения.
— Так, — сказал я, — не отвлекаемся. Теперь у Жоржика с ориентацией все в порядке, не правда ли, дорогой?
— Наверное, не надо меня так называть, Роман Львович, вы согласны? Лучше Жора, и без всяких там «дорогих».
— Согласен, согласен… Давай серебряный рубль Цану, да и двигаться пора.
Сам же я подобрал с кирпичного пола вылетевший через голову Хаврона рубль, пожертвованный Верой Григорьевной, который, вопреки ожиданиям, оказался на вид абсолютно стерильным. Вытерев его для порядка своим белоснежным носовым платком, я положил его в карман. Мало ли что еще может приключиться в этих катакомбах…
Переправа в два приема не заняла много времени, и через каких-то десять минут мы были на противоположном берегу темной реки, которую, если бы она не протекала под Мавзолеем, я принял бы за мифический Стикс. Прямо у воды был единственный вход в очередной подземный тоннель, который, как и предыдущий, был обложен красным кирпичом. Только вот шел он уже не вниз, а вверх. Побродив немного по различным ответвлениям (Цан с помощью навигатора сразу вычислял тупиковые ходы), мы вышли к очередной металлической двери, на этот раз серьезно побитой ржавчиной. Судя по экрану тепловизора и детекторам движения, за ней никого живого и шевелящегося не было. Замок довольно легко открыл Рамиль с помощью своей универсальной отмычки. Дверь со скрипом открылась, и мы прошли в очередной подвал со сводчатыми потолками, но на этот раз оштукатуренными и в духе социалистического минимализма покрашенными зеленоватой масляной краской. Назначение помещения совершенно явно было чисто техническим. Двери с табличками «Машинный зал», «Лаборатория», «Резервный генератор» и прочими скрывали за собой множество устройств, машин и приборов, которые поддерживали в надлежащем состоянии мумию Ленина. Но нас эти двери интересовали меньше всего, и мы устремились к горевшей в дальнем конце подвала ярко-зеленой табличке «Выход».
