Моей дочери Джуди – которой ни разу не посвящали книги так, чтобы не посвятить их при этом еще кому-нибудь (ведь откуда нам было знать, сколько книг еще получится!) – с запозданием, но с любовью посвящается
Внимание!
Это второй фрагмент воспоминаний Омара – Менялы Историй, предлагаемый в переводе вниманию публики.
Отдельные моменты могут противоречить заявлениям, сделанным Омаром в первой книге. Пусть это не беспокоит тех, кому не довелось читать ту – первую – книгу Тех же, кто с ней знаком, это удивит вряд ли.
1. Возвращение странника
Досадный инцидент, не более того… Прошлым летом, когда я впервые посетил этот постоялый двор… А, ерунда, ничего серьезного, господа, – так, мелкое недоразумение. И право же, из-за совершенно ничтожной суммы.
Должен признать, факты, вроде бы, говорили против меня. Мой обычай выбирать самый короткий путь нередко трактовали превратно. Когда на рассвете я отправился в дорогу – собственно, рассвет еще не наступил, но по натуре я ранняя птица, – я не счел необходимым изменять своим привычкам. Я спешил, путь мой лежал в Гильдербург, до которого оставались еще многие лиги утомительной ходьбы. И кроме того, я боялся, что могу потревожить драгоценный сон постояльцев, если буду спускаться по скрипучей лестнице. Только пройдя уже половину огорода, я сообразил, что забыл уплатить по счету. Дверь в дом заперта, ну я и решил оставить деньги на доске в конюшне.
Единственно за этим я и зашел на конюшню. Что еще мог я там делать? Ведь моего коня там не стояло – собственно, у меня и коня-то не было.
Все-то и случилось потому только, что Фриц, трактирщик, по своей невиданной жадности сдал постояльцам собственную комнату, а сам устроился спать на сеновале, откуда открывался чудный вид на мое окно.
Дверь на конюшню даже не скрипнула. Я нагнулся за своей котомкой, а когда выпрямился, прямо передо мной было нечто, поначалу принятое мною за стог сена.
Я не раз удостаивался лестных отзывов за свое умение обращаться с животными, и, насколько мне известно, скот размещают внизу, а фураж – на сеновале. Даже самая сообразительная скотина редко умеет лазать по лестнице. Именно поэтому я слегка удивился, что майн герр Фриц отступил от общепринятого обычая. И только приглядевшись, понял я, что передо мной в предрассветных сумерках не кто иной, как майн герр Фриц собственной персоной. Рубахи на нем не было, что, возможно, и сбило меня с толку. Запрокинув голову, я увидел над собой и его лицо.
Было что-то нездоровое во взгляде его голубых глаз и в том, как сжались его чудовищные челюсти.
Инстинкт подсказал мне, что назревает конфликт. И я поспешил объясниться, стараясь говорить коротко и внятно.
Но сразу же возникла другая проблема – с оплатой. Я не отрицаю, что цена была написана большими буквами на стене у пивной стойки – весьма подробный и доходчивый прейскурант. Никто не вправе оспаривать и тот факт, что цены соответствуют уровню предлагаемых услуг. Как-никак, а «Приют охотника» – постоялый двор высшего разряда. Здесь вам предоставят все, что необходимо даже такому опытному и, можно сказать, требовательному путешественнику, как я. В определенном смысле это один из лучших постоялых дворов, удостоенных моего посещения, и я искренне намеревался рекомендовать его всем своим многочисленным знакомым, которых я то и дело встречаю, странствуя по белу свету, – о чем я, разумеется, и сказал трактирщику. Единственная неприятность – будучи в горах Гримм человеком новым, я ошибочно предположил, что цены проставлены в нургийских динарах.
К моему искреннему удивлению, Фриц сообщил мне, что в самом низу прейскуранта значились гильдербургские талеры. На это я ответил, что всякий раз, когда я накануне вечером смотрел в ту сторону, Фриц как раз наливал пиво из того самого бочонка, что стоит под надписью. При этом столь важный постскриптум заслонялся его широкими плечами. Воистину это было существенное обстоятельство – большинство людей не смогли бы перегородить мне поле зрения, но Фрица никак нельзя было отнести к этому большинству – если только посчитать его за трех разом.
Разумеется, у меня хватило бы денег рассчитаться, когда бы эта цифра исчислялась нургийскими динарами.
В этом и была загвоздка, майне геррен. Увы, этот чурбан не поверил мне.
Впрочем, не следует судить его слишком строго. При всех своих исполинских размерах Фриц был слишком молод для ремесла трактирщика. Даже человек постарше и поопытней и то мог бы неправильно оценить столь двусмысленную ситуацию. Возможно, он мог бы выражаться поизящнее. Возможно, он мог бы проявить чуть больше такта, разворошив мою котомку, обозвав мои запасные одежды жалкими обносками и кинув их в грязь на скотном дворе. Наивно ждать учтивости от молодежи. И все же он удержался от чрезмерного применения силы, что, согласитесь, всегда сильное искушение для человека с его природными данными.
Точнее сказать, почти удержался. Он вывел меня за ухо за дальние амбары и там вручил мне ужасающих размеров топор. Далее он показал мне десять или одиннадцать срубленных деревьев, велел нарубить дров и отметил, какой длины должны быть поленья, чтобы вошли в печь. Потом он свистом подозвал некое животное, которое я мельком уже видел накануне и принял за взрослого медведя. Животное оказалось псом.
Псом, по кличке Крошка, но даже по меркам Фрица это определение явно не соответствовало его размерам. Крошка, как заверил меня Фриц, не даст мне сбежать без ведома хозяина. К этому он добавил, что Крошка великолепный сторожевой пес и у него только один недостаток – страсть к убийству, проявляющаяся, впрочем, только в тех случаях, когда он учует свежую кровь.
Пока я переваривал эти зловещие намеки, мой бывший хозяин поспешил обратно в дом готовить завтрак постояльцам. Крошка вывалил язык, похожий на черный половик, повешенный на частокол белых зубов, и улегся обдумывать план моего растерзания.
Уже взошло солнце, и день обещал быть жарким. Я со рвением принялся за работу и не сбавлял темпа до тех пор, пока Фриц не удалился, переключившись на другие неотложные дела.
Кажется, я уже упоминал, что имею некоторый опыт общения с животными? Сделав небольшой перерыв, чтобы отдышаться, я подошел к углу поленницы. Крошка ощетинился и рыкнул – этот звук вызвал в моей памяти землетрясение, разрушившее стены Атламбарона. Эта тварь недвусмысленно намекала, что еще шаг – и мне крышка. По счастью, я уже подошел к нужному мне месту достаточно близко.
Подробный рассказ о моих дальнейших действиях может смутить особо чувствительных слушателей, поэтому я опущу подробности. В общем, я сделал так, что указанный угол упомянутой уже поленницы приобрел определенный интерес для собаки. Когда я кончил с этим, Крошка встал и подошел изучить плоды моего труда, всем своим видом показывая, что – пусть он и не слишком хорошо разбирается в дровах – в этом-то он знает толк. Короче говоря, он подошел ко мне совсем близко. Когда он отвернулся от меня, чтобы тоже оставить свою визитную карточку, я оглушил его обухом топора.
