– А я сегодня в Министерство образования ходил, Лизонька… Хотел конкретно узнать, в какой школе словесник требуется. Представляешь, поднимаюсь по лестнице, и вдруг меня окликают…
– Кто?
– Женщина. Лицо очень знакомое…
– Ах, женщина? Так, так… – нарочито состроила она ревнивую рожицу, чтоб он хотя бы улыбнулся немного.
– Да, женщина. Она в министерстве методистом работает, но когда-то, будучи школьным учителем, на моем уроке была! У меня же, представляешь, показательные уроки были, со всей области учителя съезжались… Ну, не суть важно. Так вот, эта женщина меня узнала, представляешь?
– И что?
– Да все бы хорошо, в общем… Да, она обещала помочь. Но опять же просила прийти в конце августа, потому как сама со следующего дня в отпуске… Да, она меня уверила, что в августе я точно трудоустроюсь. И даже без прописки. Что она за меня поручится…
– Ну, вот видишь, как хорошо! Доживем до конца августа… Если денег не хватит, займем у кого-нибудь… Все будет хорошо, Саш…
Сунулась к нему с объятием, прижалась, уткнувшись лицом в теплую шею. Вдохнула счастливо – запах какой родной…
– Я найду какую-нибудь подработку, Лизонька. Да вон, в овощной палатке ящики подряжусь таскать…
Она хотела было сказать – не надо никаких ящиков, но промолчала. Пусть делает что хочет, неважно. Лишь бы душевного дискомфорта не испытывал…
Сидели, обнявшись, молчали. Он баюкал ее в руках, как ребенка. И вздрогнули от короткого и резкого звонка в дверь.
– Кто это? – удивленно отстранил ее от себя Саша. – Ты ждешь кого-нибудь?
– Нет… Это соседка, наверное. Я пойду, открою…
Распахнула дверь – Герман… Ойкнула испуганно, отступила на шаг. И тут же подобралась, взяла себя в руки. В самом деле, чего она ойкает? На этой территории ее бывший муж уж точно не хозяин!
– Привет, Лизок! Не ждала? А я вот такой наглый оказался, решил зайти, проведать, как ты тут живешь!
– Не стоило, Герман. Я тебя в гости не приглашала.
– Ты хочешь сказать, незваный гость хуже татарина? Ну что ж ты так, Лизок… Ты же всегда такая вежливая была… Дай пройти-то, если уж пришел.
Она вдруг почувствовала, как Сашины руки легли на плечи, слегка отодвинули ее в сторону. Герман переступил порог, оказался с ним лицом к лицу.
– Ладно, мужик, чего ты засуетился, я ж драться с тобой не собираюсь. Мне вон с женой надо поговорить…
– Насколько я знаю, Лиза вам не жена, – спокойно произнес Саша.
– А кому жена, тебе, что ли? Да ладно, не бойся, ничего я ей не сделаю. Просто поговорю, и все. Нет, правда… Очень нужно, мужик…
Голос Германа звучал странно, с не свойственной Герману растерянностью. Ей даже послышались жалкие нотки. Да и выглядел – не ахти… Щеки, припыленные сизой щетиной, несвежий воротничок рубашки, глаза тусклые и больные, как после тяжкого похмелья. Может, и впрямь у него беда какая?
– Ладно, Саш… – тронула она его за плечо, – иди пока в комнату, а мы на кухне поговорим… Пойдем, Герман.
На кухне он неловко присел за стол, почему-то боком. На нее не глядел, хмурился молча.
– Чай? Кофе? Может, минералки холодной налить? – спросила вежливо-равнодушно, прерывая неловкую паузу.
– Нет, не хочу, спасибо.
Поднял на нее глаза, усмехнулся грустно:
– А ты другая стала, Лизка… Совсем другая…
– А тебе неприятно видеть меня другой?
– Да ладно… Я ж не к тому.
– А к чему?
– Да я и сам не знаю…
Он сглотнул, потер ладонью заросшее щетиной горло, выдавил из себя с трудом:
– В общем, плохо мне без тебя, Лиз…
– Что ж, понимаю… – улыбнулась она, легкомысленно пожав плечами, – конечно, плохо, Герман. Инструмента для повышения самооценки нет, да?
– Вот зря ты так, Лизк, ей-богу… Ты ж баба умная вроде и книжек всяких много прочитала, а в нормальной жизни совсем, совсем глупая… Ведь я тебя почему доставал-то? Потому что любил всегда и сейчас люблю! Я ж хотел, чтобы ты… Ну, чтоб уважала меня хотя бы…
– Ты хочешь сказать – боялась, наверное. Я и впрямь тебя боялась, Герман. Ты же меня знаешь, я всех и всегда побаиваюсь. Особенно когда меня унижают.
– Да я больше не буду, Лизк! Вот ей-богу, слово тебе даю! И насчет квартиры… Да пропади она пропадом, эта квартира! Ну, хочешь, я вообще ее на тебя перепишу, а? Нет, правда… Может, заживем, как люди, я эту дуру Кристинку брошу…
– Гер, ты с ума сошел, что ли? – не смогла она удержаться от удивленного смешка. – Ты что говоришь, сам подумай…
– Да не сошел я с ума. А может, и сошел… Ты прости меня, Лизка. Меня и впрямь несло, отчета себе не отдавал… Я ведь только тогда себя мужиком чувствовал, когда к тебе приходил… Да, глумился, да, унижал. Знаешь, на эту сладость, как червяк на удочку попадаешь. Это ж как наркотик…
– Да. А сейчас у тебя, стало быть, ломка. Что ж, ничем тебе не могу помочь, Гер. Уж сам как-нибудь выбирайся.
– Дура ты, Лизка, дура… Ничего ты не поняла…
– Да все я поняла, Герман. Ничего нового ты мне не сказал.
– Значит, не вернешься?
– Нет. Не вернусь. Даже смешно в нашем с тобой случае говорить об этом…
– Значит, зря я пришел?
– Значит, зря.
– Ну ладно, что ж… Только запомни, Лизка… Ты тоже с этим охламоном счастлива не будешь. Какой он мужик… Будешь с ним всю оставшуюся жизнь книжки вслух читать… Я же вижу, что на большее он не способен! Я-то ладно, не шибко грамотный, но зато со мной основа материальная была… Ну да, гнал я тебя из квартиры, но ведь не выгнал же! И никогда бы не выгнал… А этот… Хлебнешь ты с ним горя, Лизка! Синицу в руках на журавля в небе променяешь, смотри, наплачешься потом…
– Все, Герман, хватит! – резко оборвала она его на полуслове. – Все, иди… Поговорили, и хватит. Пойдем, я тебя провожу.
Она вышла из кухни, и Герману ничего не оставалось, как поплестись за ней в прихожую. Уже выходя, он обернулся, чтобы еще что-то сказать, но она торопливо захлопнула дверь, отсекла его от себя вместе с несказанными словами. И вздохнула свободно, будто тяжкую ношу с плеч сбросила.
Устроившийся на диване с книгой Саша оторвал глаза от страницы, спросил взглядом – как ты?
– Все хорошо, Саш… Он меня ничем не обидел, не бойся. Больше он сюда не придет. Так о чем мы с тобой говорили? Да, о работе… Будет у тебя работа, Саш. Со временем все будет, все как-то устроится. И Женя тебе скоро позвонит… Вот увидишь, сама позвонит…
* * *
Она позвонила – на следующий день, рано утром. Кричала в ужасе в трубку:
– Папа, она хрипит! Ей плохо, папа, я не знаю, что делать! У нее глаза закатываются!
