Когда Диме один за одним, прорвавшись через его «отключение от дел», принялись трезвонить, не переставая, оба сотовых и он что-то решал, отвечал, отдавал приказы, а потом и вовсе встал и ушел в кабинет, поцеловав Машку в щечку неосознанным, извиняющимся поцелуем, находясь уже весь там, в работе, проблеме.
И когда он вернулся, Машка сообщила о своих намерениях:
– Дим, я пойду!
– Мы это уже обсуждали! – начальственным тоном отрезал Дима. – Никуда я тебя не отпущу! Что тебе там делать, в твоем пансионате?
– Процедуры! Мне прописан оздоровительный режим! – растолковывала она тоном дамы из общества позапрошлого века, отдыхающей где-то на водах. – Дима, это смешно! Мне надо в ванную…
– Ты там уже была, – перебил он.
– А ты меня оттуда вытащил, я и десяти минут не побултыхалась!
– Ну, правильно, – нелогично заявил Победный и расплылся в довольной улыбке, вспомнив, как именно он ее оттуда вытащил.
– Дима! У тебя работа, у меня тоже! Мне надо электронную почту проверить, главы к учебнику дописать и статью, в конце концов! У меня сроки! А я тут задвинула всю работу. Моего редактора кондрашка хватит, если я не сдам вовремя!
– Сейчас кого-нибудь отправим, чтобы привезли твои вещи и ноутбук. Сиди здесь и работай! Выбирай любую комнату, хочешь, кабинет свой предоставлю?
– Хочу! – сказала капризно Машка и рассмеялась. – Дим, я же не в Африку, я вон через дорожку! Поплюхаюсь в ванночке, соберусь не спеша. Ну, чего ты!
– Ладно, – согласился Победный. – Час на сборы!
– Есть! – отдала честь Машка.
Осип, присутствующий незаметно, наслаждался их спором, как музыкой: «У нас семейная перебранка! Слава тебе господи!»
И сплюнул на всякий случай через левое плечо. Все как положено – три раза!
Чтоб не сглазить!
Мария Владимировна лежала в ванне, зачерпывала ладонями пену, сдувала и никак не могла перестать улыбаться. Всем телом, клетками, атомами в них ощущая себя новую, незнакомую, замирая от чувственных волн, прокатывающихся снизу вверх горячей кровью от воспоминаний, как у них все было!
Как у них все было!!
– Мария Владимировна! – строго приказала она себе и, не выдержав назидательного тона, хихикнула. – Давай вылезай, а то размечталась тут!
Она не разрешала себе думать, что впереди и есть ли это впереди. То, что Дмитрий Федорович Победный потребовал находиться возле него, могло означать что угодно – на день, на два, пока он на отдыхе, до завтрашнего обеда…
И – «Ну, пока, Машка! Я позвоню, встретимся как-нибудь!»
Или у него там краля какая в Москве ждет-поджидает. То, что он не женат, Победный сообщил, когда они разговаривали в первую ночь:
– Ты знаешь, мы с тобой развелись одновременно, с разницей в пару дней, странное совпадение.
– Совпадений не бывает, Дима, как и случайностей!
– Это почему же? Вся жизнь состоит из случайностей, удачных и неудачных.
– Нет, – вздохнула Машка. – Древние говорили, что случай – это венец предшествующих событий, а глубоко верующие люди говорят: «Кто верит в случай, тот не верит в бога». Я не верю в случай, у меня такая работа, вроде бы в ней все – случай: неожиданные открытия, находки, а на самом деле все цепь закономерностей.
– Машка, я начинаю подозревать, что ты не историк, а философ, меня это настораживает! Философствующие женщины – это такая тоска! – посмеивался Дима.
– Историки – это тоже тоска! Они так уверены, что все знают, а я вот чем больше работаю, раскапываю и нахожу, тем больше убеждаюсь, что ни черта мы не знаем, и десятой доли истины, и вполне вероятно, что не узнаем никогда.
– А говоришь, не философ!
«Все, все, Маша! – одернула она себя построже. – Хватит вспоминать, так ты никогда не соберешься!»
Она уговаривала себя остудить мозги, раз уж сердце никак не хочет слушаться, придержать рвущуюся радость, не давая напридумывать себе продолжение с утрами, полными счастья, вечерами вдвоем, домом и маленьким Дмитриевичем.
Нет, нет!
Она не будет! Есть данный момент, и он прекрасен!
Да так прекрасен, как она и представить не могла!
Машка улыбалась, складывала вещи и посматривала на часы, спешила – час, отведенный ей на сборы, близится к завершению.
Услышав стук в дверь, тихо рассмеялась счастливым смехом – час не прошел! Дмитрий Федорович решил ее поторопить, и, продолжая улыбаться, широко распахнула дверь, собираясь сообщить, что еще не все собрала.
За дверью стоял Юрик.
– Ну что, натрахалась?! – проорал он и толкнул Машку в плечо.
От неожиданности Маша попятилась. Юрик вошел и с силой захлопнул за собой дверь.
Машка растерялась – таким она его никогда не видела!
Он был в стельку пьян, от него несло виски, как от запойного алкаша, не просыхавшего дня три, волосы всклокочены, неприкрытая плешка светилась каплями пота, рубашка застегнута неправильно, через одну пуговицу.
– Я спросил: натрахалась?! – заорал он и снова толкнул ее.
Растопыренной пятерней в грудь. Сильно, Машка, еле удержавшись на ногах, по инерции попятилась снова. Она как в ступор впала, ничего не понимая!
Ей никогда за всю ее жизнь не то что участвовать в скандалах не приходилось, но и находиться рядом со скандалящими людьми не довелось. Она понятия не имела, как надо себя вести в таких ситуациях. И что надо делать, и надо ли делать вообще?
Вместе с запахом застарелого перегара, виски, пота на Машку накатывали волны его ненависти и животной агрессии.
– Ты дрянь!!! Стерва! – заорал, наступая на нее, Юра. – Б…дь дешевая! И дрянь!
Он снова толкнул ее, она отступила и уперлась правой голенью во что-то – отступать больше было некуда!
– Значит, ты сюда к любовнику прикатила! И давно вы трахаетесь?! Ну, расскажи! Изображала из себя верную женушку, безобидную овцу! А сама б… ядь!!! Изменяла мне! Выкинула меня из жизни! Дерьмом облила! Я, как идиот, извиняться приехал, прощения просить!!! У проститутки прощения!!!
«Господи боже мой! – включилось, заработало Машкино сознание. – Что же там испортилось в чиновничьих мозгах, что его так выворачивает?!»
Обида? Унижение? Потеря комфортной, беззаботной жизни с возможностью унижать и получать от этого удовольствие?
Из него перло, воняя, все то, что он так усиленно презирал и брезгливо отвергал, – быдлячество! От жадности, эгоизма, презрения к людям, угодничества и придыхания перед начальством и сильными мира сего – вывернулось наизнанку и поперло во всей красе, исторгая миазмы истинной сущности и потребность на ком-то выместить свое мнимое унижение.
